class="p1">– Ты не только наследница своей матери, но и моя, – наконец говорит он. – А в таком союзе мог родиться только ребенок с невероятным потенциалом. Если ты захочешь, Сабина… если покажешь силу своей крови и забудешь прошлое, то я помогу тебе стать неукротимой. Ты больше не будешь оплакивать свою жизнь или тех, с кем жила в Шато Кре. Конечно, если ты пришла именно за этим. – Взгляд его таких похожих на ее глаз останавливается на ожерелье с костями благодати, и Годарт приближается еще на шаг. – Чтобы тебя приняли в новую семью.

Сабина прикусывает губу, обдумывая его предложение. Я украдкой бросаю взгляд на Форжерона. Он еще не ушел. А медленно расхаживает вдоль стены.

– Откуда мне знать, что я могу тебе доверять? – спрашивает Сабина.

– Неужели слово великого короля не вызывает доверия?

– Пожалуй. – Она пожимает плечом. – Но когда Леурресса заключает договор, она скрепляет его кровью.

Годарт одаривает ее ироничной усмешкой:

– В тебе уже течет моя кровь, дочь.

– Верно.

Она поджимает губы, и тут ее взгляд падает на бокалы. На ее лбу проступает испарина, когда Сабина поднимает один из них и протягивает отцу.

– Тогда предлагаю скрепить договор вином.

Ее сообразительность вызывает у меня улыбку. А на лице Годарта появляется усмешка, ироничная и в то же время хитрая. Он не берет бокал из рук Сабины. А поднимает тот, что остался стоять на столе. При этом движении его свободный ворот слегка опускается, открывая маленький череп, свисающий с кожаного шнурка вокруг шеи.

У меня невольно расширяются глаза. Это же череп огненной саламандры Сабины.

В следующее мгновение он выпрямляется, а шнурок скрывается под тканью, но я успеваю заметить темно-бурые пятна на белой кости. Кровь Сабины.

Я вновь смотрю на Форжерона, и меня охватывает тревога. Он бы давно ушел, если бы не считал, что я вновь вмешаюсь в жизнь живых. Если бы не считал, что Сабину нужно спасать.

Я быстро осматриваю комнату. Но здесь нет ни одной Освобожденной души. Некому предупредить Сабину об опасности. Но какой именно? Что Годарт задумал?

Он салютует кубком Сабине. А она приподнимает свой. Я стою рядом с сестрой, наблюдая за каждым ее движением своим соколиным зрением. «Она не выпьет яд», – успокаиваю себя. Только поднесет край кубка к губам. А затем дождется, когда он сделает глоток.

По спине расползаются мурашки от шестого чувства. Форжерон подходит ко мне почти вплотную.

– Отойди, – говорю я. – Я ничего не сделала.

Годарт подносит кубок ко рту и замирает на мгновение. Сабина поступает так же.

Все мышцы напрягаются. Выпей яд, Годарт!

Форжерон смотрит в район поясницы короля и хмурится. Я обхожу Годарта и вижу, как он вытаскивает заткнутый за пояс нож.

– Сабина, беги! – ахнув, кричу я.

Она прижимает кубок к губам. И, конечно, меня не слышит.

– Мы предупреждали тебя, девчонка, – рычит Форжерон.

Но я не обращаю на него внимания. Он не может заковать меня в цепи. Пока не может.

– Сабина, послушай меня, – отчаянно прошу я. – Это Аилесса. Твой отец собирается убить тебя.

Годарт прижимает бокал к губам, но пока не делает глоток. А второй рукой отводит нож назад для удара.

– Сабина! – мой крик эхом разносится по Зеркалью.

Она поднимает кубок чуть выше. Вино смачивает ее сжатые губы.

– Осторожней! – Я хватаю ее за руку, но сестра этого не чувствует.

Но должна помнить предупреждения Каза о том, насколько это сильный яд.

Годарт откидывает кубок. А затем бросается к ней с ножом со скоростью филина.

– САБИНА!

Ее глаза распахиваются. Она видит нож. Чувствует, как клинок режет ей горло. И резко втягивает воздух. А вместе с ним в рот заливает вино.

– Нет! – кричу я, когда она отбивает нож отца своим кубком.

Ее движения практически так же быстры, как у отца.

Он вновь тянется к ее шее, но в этот раз голыми руками. Сабина давится вином и пытается его оттолкнуть. Годарт прижимает ее спиной к одному из кресел. Сестра кашляет от нехватки воздуха. И глотает вино.

Merde, merde, merde. Противоядия не осталось. Годарт добирается до ее ожерелья с костями благодати. И тянет кулон из кости золотого шакала.

Шестое чувство буквально прошибает меня. Бастьен выскакивает из-за сундука с ножом в руке. А из-за занавески появляется Каз со своим кинжалом. И они вместе бросаются к Годарту.

Ему приходится выпустить кость благодати, чтобы уклониться от удара Бастьена, но уже в следующее мгновение он пинает его в живот. Как только Бастьен отлетает назад, Годарт поворачивается к Казу… но тот успевает пырнуть его кинжалом в бок. Он резко втягивает воздух, а затем на его лице расплывается медленная улыбка. Ему не страшна эта рана. Ведь она быстро затянется благодаря черепу саламандры Сабины.

Я застываю, когда до меня вдруг доходит. Сабине не нужно противоядие. Ей просто нужно вернуть череп.

Сестра соскальзывает на пол. И вся сжимается. Глаза Каза наполняются беспокойством. Но он не может броситься к ней. Годарт кружит вокруг него, провоцируя на новую атаку.

Я подбегаю к Бастьену. Он согнулся пополам и пытается прийти в себя.

– Мне нужна твоя помощь, Бастьен!

Я опускаюсь на колени рядом с ним. Форжерон хмурится, когда я произношу имя Бастьена, но мне плевать на это, даже если он даст мне второе звено цепи. Я не могу позволить Сабине умереть.

Бастьен никак не реагирует на мои слова. Сабина стонет и корчится на полу. Каз замахивается кинжалом, чтобы ударить Годарта, но тот легко уворачивается от него.

– Ты пришел, чтобы умереть, мальчишка? – насмехается Годарт.

– Бастьен! – я хватаю его за руку, но не сдвигаю даже на сантиметр.

Думай, Аилесса. Почему Сабина услышала меня, когда я произнесла ее имя? Меня не захлестывали паника и отчаяние. Я была совершенно спокойна и сосредоточена. А еще думала о ней с любовью, как о настоящей сестре.

Я закрываю глаза, чтобы отгородиться от насмешек Годарта и всхлипов Сабины. А затем вспоминаю, как Бастьен пригласил меня танцевать под стеклянным куполом, через который лился лунный свет. Как он впервые посмотрел на меня без осуждения, когда говорил о своем отце. Как согласился остаться друзьями, хотя это создавало пропасть между нами. И теперь мне придется преодолеть эту пропасть, чтобы он услышал меня.

«Отпусти», – говорю себе я. И на мгновение представляю, как бремя первенца своей матери, лежащее на моих плечах, спадает, словно тяжелое платье, которое погрузилось на дно реки. Представляю, как отказываюсь становиться matrone и выбираю – сколько же вариантов передо мной откроется –