— Настолько, что убила себя, — закончила за него Мари-Лор, когда стало ясно, что он не сможет этого сделать. — Предпочла лучше умереть, чем признаться тебе, что забеременела от барона Рока. — Она произнесла это насколько могла мягче, стараясь поверить в его печаль, таящуюся под ненавистью.

На мгновение показалось, что Арсен почти благодарен ей за эти слова. А затем приступ неописуемого гнева исказил его лицо.

— Она не была шлюхой, как ты, — сказал он, — ты выставляла свое счастье напоказ, а потом, даже когда он тебя бросил, гордилась, что носишь его ублюдка. .

— Он меня не бросил. Он бы приехал помочь мне. Если… если бы ты не подкинул ему кольцо. — Она чувствовала стыд от того, что ей было так трудно сказать ему об этом.

Он усмехнулся:

— Когда инспектор пришел к нам с обыском, Николя велел мне спрятать кольцо в лесу. Хорошо, сказал я, все в порядке, я обо всем позаботился. Он бы разозлился… все эти болваны разозлились бы, если б узнали, что я с ним сделал.

Ей было далеко не все равно узнать, что только Арсен виноват в том, что Жозеф в Бастилии. А не Николя, Берт-ранда, Луиза…

Он хмыкнул, должно быть, заметив ее облегчение.

— О да, они все хотели помочь тебе. Они сидели в буфетной, болтая о тебе и твоем виконте, как будто обсуждая сказку со счастливым концом «и жили долго и счастливо». Я все время пытался убедить их, что любой, кто свяжется с аристократами, дурак или предатель.

— Мой брат, — услышала свой голос Мари-Лор, — полностью с тобой согласен. Но Николя все равно поддержал тебя, — добавила она. — Он даже солгал о том, где ты находился во время убийства.

Арсен кивнул:

— Он записал в своих книгах, что я в ту неделю болел. Другие работали за меня. Они хорошие, я не спорю, но они слабаки. Они понимали меня, когда я расправился с бароном Роком, но жалели своего собственного драгоценного виконта. Я не смог их убедить, что это одно и то же.

Некоторое время слышался лишь скрип качалки, пока Мари-Лор перекладывала Софи к другой груди.

— И ты считаешь, что я должна так же глубоко страдать, как страдала твоя сестра, — сказала она.

— Ты никогда не будешь страдать, как она, — ответил он. — Ты умрешь быстро. У меня нет времени для другого способа.

Мари-Лор пыталась сосредоточить внимание на успокаивающем ритме качалки и дышать медленно и ровно. Софи продолжала сосать грудь, глядя в лицо Мари-Лор большими доверчивыми глазами.

Странно, даже Арсен немного успокоился.

— Знаешь, она была немножко слабоумной, хотя большинство людей не замечали этого. — Его голос звучал доверительно и непринужденно. — Они видели только, как она была красива. Классической красотой, по-моему, так это называется. Конечно, я гордился ею, но и боялся за нее. Я не хотел, чтобы она служила у барона; пытался уговорить Горгону нанять ее, но она не захотела, а барон, конечно, не хотел нанимать меня. Он не хотел, чтобы кто-то оберегал ее… потом я узнал, — безжизненным тоном говорил Арсен, — что барон подсмеивался над ней со своими приятелями. Шутил, что нашел совершенную женщину — никакого ума, который мог бы испортить ему удовольствие.

Вероятно, у Мари-Лор вырвался возмущенный звук. Арсен помолчал, его лицо застыло.

— А когда ее беременность стала слишком заметна и она утратила для него свою привлекательность, — его голос стал более резким, — он дал ей золотой луидор и выгнал. На эти деньги она купила мышьяку.

Мари-Лор перестала раскачиваться и смотрела на Арсена, не обращая внимания на хныканье Софи.

— Ребенок уже сыт, — сказал он. — Пусть отрыгнет, потом положи ее в колыбель.

Мари-Лор с удивлением перевела взгляд на ребенка. Он был прав. Софи уже насытилась.

— Я научился обращаться с младенцами, — объяснил он ей, — когда мне было восемь. После смерти матери я кормил Манон из бутылочки козьим молоком. Без меня она бы не выжила, отец о ней не заботился и даже не замечал. — Он пожал плечами. — Но в конце концов, полагаю, это не имело значения.

Нелепо, но он подал Мари-Лор полотенце.

— Я слишком долго был слугой, — поморщился он, — но сейчас я с этим покончил.

Его история отняла у Мари-Лор все силы. Единственная надежда заключалась в том, чтобы заставить его разговаривать с ней.

— А чем ты потом займешься? — спросила она. — Если не будешь слугой?

Арсен не ответил. Вместо ответа он протянул свою мощную руку. Мари-Лор отшатнулась и еще крепче прижала к себе ребенка, а он стал осторожно поглаживать указатель-ным пальцем крохотную спинку Софи, пока она не начала пускать пузыри.

— Теперь положи ее в корзину и поцелуй на ночь, — сказал он. Холодным решительным и спокойным тоном.

Спокойной ночи.

Мари-Лор медленно подошла к колыбели Софи, вдыхая детский невинный чистый запах, молока и ландышей. Спокойной ночи, Софи Мадлен, крошка, ягодка, ангелочек, — смешные названия мы даем им, когда качаем и ласкаем. Она опустилась на колени, чтобы поцеловать ее полусонное личико, погладить в последний раз крохотные изогнутые дугой брови. Она чувствовала на себе его взгляд. Слышала участившееся дыхание — его жажду уничтожить девушку, которая избежала участи его погибшей сестры.

Спокойной ночи, Софи.

Во всем Париже часы пробили одиннадцать. Софи зашевелилась, хныкнула, а затем закрыла глаза и уснула.

Мари-Лор отвернулась от колыбели и взглянула на Арсена. Была ли это игра воображения, или действительно позади него на балконе появилась какая-то тень?

Она должна завладеть вниманием Арсена.

— Ты убьешь меня, но горе останется с тобой, — повысив голос, заговорила Мари-Лор. — Ты знаешь, что этим ее не вернешь.

Да, на балконе кто-то был. Человек забрался на балкон, когда звонили колокола. Как он сообразителен, невольно подумала она, звон колоколов заглушал его движения. Тень быстро становилась плотью и, занеся нож, подкрадывалась сзади к Арсену…

— Не убивай его, Жозеф!

«Должно быть, это крикнула я», — подумала Мари-Лор.

На мгновение в глазах Жозефа мелькнуло удивление, и Арсен резко обернулся и бросился на Жозефа. Тот отскочил. Они осторожно кружились вокруг друг друга, взмахивая ножами, опрокидывая попадавшуюся на пути мебель.

Софи разразилась плачем, и Мари-Лор подбежала к колыбели, толкнула ее в угол и закрыла собой.

Атака и отражение. Выпад и защита. Жозеф дрался хладнокровно, красиво, словно танцуя, а Арсен, ослепленный гневом, тяжело и неуклюже. Их манеры так отличались, что ей трудно было понять, на чьей стороне преимущество.

Мари-Лор услышала крики и стук в дверь. Это прибежали маркиза, мадемуазель Бовуазен и почти все слуги, находившиеся в доме. Она сделала шаг из своего угла, осторожно таща за собой колыбель. Но не смогла подойти к двери, потому что мужчины теперь дрались рядом с ней.