«Потом военный губернатор взял устав, лежавший на бархатной подушке, и вручил директору. В 7-м часу, уже зажженным свечам, сели за стол богатый; и было обедающих более ста. Когда пили за здоровье государя, был 101 пушечный выстрел»[856].

В мае в Россию приехала знаменитая мадам де Сталь[857] — личный враг Наполеона.

«В Киеве я познакомилась с русским гостеприимством. Губернатор генерал Милорадович окружил меня любезными заботами. Он был адъютантом Суворова и так же, как и тот, неустрашим. Он вселил в меня больше веры в военные успехи России. Такой веры у меня до той поры не было… В Милорадовиче я увидела настоящего русского человека, пылкого, храброго, доверчивого и не зараженного духом подражания, под которым иногда у его соотечественников скрывается их народный характер. Он рассказывал мне много о Суворове… По-моему, русские имеют гораздо больше общего с народами Юга или Востока, нежели Севера. По природе своей они жители Востока. Генерал Милорадович рассказывал мне про один полк калмыков, который стоял гарнизоном в Киеве. Начальник отряда этих калмыков пришел однажды к Милорадовичу и признался, что ему очень тяжело проводить зиму в городе, и он хотел бы получить разрешение перейти со своим отрядом в соседний лес. Ему не могли отказать в этом незатейливом удовольствии, и он двинулся со своим отрядом по снежным сугробам и расположился в повозках, служивших им одновременно и хижинами»[858].

Все казалось мило и патриархально. Вот только «…дружеское настроение, вывезенное императором Александром из Эрфурта, давно уже сменилось резким недовольством. Разлад между двумя империями, первой причиной которого было занятие герцогства Ольденбургского, с каждым днем принимал все более тревожный для спокойствия Европы характер; нужна была лишь искра, чтобы возгорелся общий пожар… Все предвещало неизбежную войну»[859].

Мирная жизнь завершилась 12 (24) июля.

12 (24) июля 1812 года произошло то, чего все давно ожидали, к чему торопливо готовились и Франция, и Россия: Великая армия начала переправу через реку Неман. Война, которая будет наречена Отечественной, стала продолжением Наполеоновских войн, которые сотрясали континент с конца XVIII столетия. В основе всего лежало столкновение экономических интересов Великобритании и Франции, тщеславные устремления Наполеона и оскорбленное самолюбие Александра I, подогреваемое памятью о судьбе отца, дерзнувшего заключить антибританский союз с французами… Война была не нужна Франции, охранявшей европейские побережья от английского проникновения и воевавшей на Пиренеях; война была не нужна России, по политическим мотивам вынужденной сокращать свою европейскую торговлю и воевавшей с Персией и мятежными кавказскими племенами… Война была нужна только Англии, а потому она началась.

Как всегда, к долгожданной войне в России подготовиться не успели.

«В 1812 году проводилось три [рекрутских] набора. По чрезвычайному 82-му набору (2 рекрута с 500 душ) предполагалось собрать 70 тысяч человек. Вслед за ним начался 83-й набор (по 8 рекрутов с 500 душ)… В ноябре 1812 года был проведен 84-й набор из расчета 8 рекрутов с 500 душ… Таким образом, страна только за один год должна была поставить почти 420 тысяч рекрутов»[860].

«Проведенный в 1812 году 83-й рекрутский набор сопровождался резким снижением требований к поставляемым рекрутам: принимались люди ростом не ниже 2 аршин 2 вершков[861], возрастом от 18 до 40 лет. Военная коллегия разрешала "допустить к приему в рекруты людей, имеющих такого рода телесные пороки или недостатки, кои не могут служить препятствием маршировать, носить амуницию, владеть и действовать ружьем"»[862]. Далее следует столь жуткий список допускаемых недостатков, что и говорить не хочется. Недаром же «…в журнале [Государственного] совета, при рассуждении о рекрутских наборах между прочим сказано было: "Российское войско до сих пор было единое в Европе, храбростью своей и верностью к государю и отечеству отличающееся; но теперь едва ли с надлежащей основательностью может быть подтверждаема сия доблесть оного. Прежде всякий полководец смело мог отважиться на великие и трудные подвиги; но теперь, зная бессилие и тщедушность вновь набираемых воинов, не в состоянии ничего особенно важного предпринять"»[863].

Численность армии достигала 622 тысяч человек, однако войска, с весны собранные у западных границ, составляли лишь ее треть —210—220 тысяч[864]. Они были разделены на 1-ю и 2-ю Западные армии, стоявшие в районах Вильно и Волковыска. Киевское направление прикрывала дислоцированная на Волыни 3-я Резервная Обсервационная армия. Молдавская армия, переименованная в Дунайскую, готовилась действовать в принадлежавших Франции Иллирийских провинциях[865]. Единого главнокомандующего не было — хотя Александр I ожегся при Аустерлице и не желал брать на себя командование, но и поставить кого-либо во главе всего войска не спешил. Главнокомандующему передавалась власть, равная почти что государевой, — присваивая офицерские чины, он тем самым даже возводил отличившихся в дворянское достоинство. Делиться властью императору не хотелось — слишком дорого она ему досталась и казалась не такой прочной… Поэтому каждая из армий имела своего главнокомандующего.

Во главе 1-й армии стоял военный министр генерал от инфантерии Барклай-де-Толли; во главе 2-й — генерал от инфантерии князь Багратион. Оба они, «…хотя в разных родах, обладали великими военными качествами, из которых последнее было — самая блистательная храбрость, ознаменовавшая многолетнее военное поприще того и другого. Оба наши полководца в неустрашимости и военной опытности не уступали ни одному из лучших маршалов Наполеона. Барклай-де-Толли при равных с князем Багратионом достоинствах имел более его познаний в военных науках, мог искуснее его соображать высшие стратегические движения и начертать план военных действий, но князь Багратион на поле сражения, которое мог обнять глазом, был неподражаем в своих мгновенных вдохновениях, угадывал верно намерения неприятеля и умел противодействовать успехам даже самого Наполеона». Стоит ли уточнять, что князь Петр Иванович ревновал к Барклаю, который «…был моложе, но, как военный министр, брал у него первенство. Император приказал князю Багратиону сообразовать все действия 2-й Западной армии с действиями 1-й и следовать всем распоряжениям ее Главнокомандующего. Это ставило Барклая-де-Толли с Багратионом в странное, неестественное соотношение, и ко вреду самых военных действий могло только раздражать и усиливать их взаимную неприязнь»[866].