По этим описаниям можно понять, что в Киеве Михаил Андреевич жил на широкую ногу и со всем возможным комфортом. А вот — описание генерал-губернаторского дворца: «Просторный деревянный дворец, построенный Елисаветой Петровной, во вкусе всех публичных зданий ее времени»[829]. «Дворец строение огромное — залы большие и прекрасный сад; в нем живет военный губернатор и часто дает роскошные праздники. Музыка почти ежедневно забавляет публику его сада — и он всегда наполнен»[830].

«30 августа. По случаю царских именин, был у военного губернатора М.А. Милорадовича хороший фейерверк, продолжавшийся более ½ часа, с пушечной пальбою. И народу была тьма до полночи. И был у губернатора бал и угощение велие всем.

1 сентября. Было освящение на новой Оскольдовой могиле церкви, заложенной ровно за год перед сим. Освящение совершено митрополитом с двумя архимандритами, Никольским Киприаном и братским Иоакимом, и с четырьмя старцами, при собрании вельмож и всех первых чиновников. После обедни все приглашенные накануне отправились к настоятелю Никольского монастыря на обед, человек до 40; в том числе М.А. Милорадович и Д.П. Трощинский[831]»[832].

И опять — внимательный взгляд Надежды Дуровой:

«Вчера был концерт в пользу бедных; Милорадович подарил по два билета всем своим ординарцам, в том числе и мне. Концерт был составлен благородными дамами; главной в этом музыкальном обществе была княгиня X***, молодая, прекрасная женщина и за которой наш Милорадович неусыпно ухаживает. Я не один раз имела случай заметить, что успех в любви делает генерала нашего очень обязательным в обращении; когда встречаюсь с ним в саду, то всегда угадаю, как обошлась с ним княгиня: если он в милости у нее, то разговаривает с нами, шутит; если ж напротив, то проходит пасмурно, холодно отвечает на отдаваемую нами честь и не досадует, если становимся ему во фронт, тогда как в веселом расположении духа он этого терпеть не может»[833].

Далее автор воспоминаний рассказывает, как Михаил Андреевич решил осчастливить доблестных апшеронцев и, объявив обществу, что это — юнкеры[834], завел толпу солдат в бальную залу. Ничего хорошего из того не вышло, и генерал-губернатор поспешил отправить однополчан на свежий воздух.

Казалось бы, все наладилось, но «…в скором времени в жизни Милорадовича произошло какое-то особенное обстоятельство, о котором умалчивает большая часть его биографов и о котором мы узнаем только из его формуляра: в сентябре 1810 года Милорадович, по прошению, был уволен от службы»[835].

«Милорадович как бы предвидел неприятности, испытанные им еще в Валахии, и в мае писал Барклаю-де-Толли:

"С новыми местами новые будут у меня неприятели; к несчастью везде встретиться могут люди, в коих алчность к наживе истребляет все другие чувствования; сии люди будут конечно против меня. Но чем ускромить их дерзость — одна доверенность сие сделать может. Надеяться же мне оной иначе нельзя, как точнейшим исследованием всех моих поступков, открытием истины во всей ее чистоте, тогда покажется дерзость интригантов и неуместная моя деликатность, и я льстить могу себя удостоверением, что найдут меня таковым, каковым должен быть русский офицер, любящий честь, службу и Государя…"»[836]

«Милорадович пробыл в отставке всего только около двух месяцев: 20 ноября принят вновь на службу, вторично определен киевским губернатором и опять назначен шефом Апшеронского полка»[837].

…Кстати, следовало бы сделать небольшое отступление, чтобы сказать несколько слов о появившемся вдруг генерале от инфантерии Барклае-де-Толли.

Он и действительно, появился «вдруг», хотя, пройдя войны с турками, шведами и поляками, стал генерал-майором еще в 1799 году — почти 42-х лет. Отличился в несчастливую кампанию 1806—1807 годов, был замечен государем, произведен в генерал-лейтенанты, а после войны со шведами — 20 марта 1809 года — награжден чином генерала от инфантерии. 18 января 1810 года Михаил Богданович был назначен военным министром.

Понятно, что отношение Милорадовича к «выскочке», каковым считали Барклая-де-Толли многие, было достаточно сложным, хотя представить тому стопроцентные доказательства невозможно. «Из всех его писем нельзя не вывести самых приятных заключений о его отношениях к начальникам, сослуживцам и подчиненным»[838] — такую оценку дает эпистолярному наследию Милорадовича великий русский писатель Николай Семенович Лесков…

В общем, все вновь пошло по накатанной колее.

П.А. Сафонову — 26 марта 1811 года:

«По последней почте просил я тебя взять на себя труд принять деньги по аренде, о чем и писал я к министру финансов. Теперь же прошу тебя наиубедительнейшее, выкупя брильянты мои из ломбарда, паки оны в ломбард положить на шесть месяцев, а деньги употребить на заплату в казенной лавке всех вещей, мною там заказанных, и на доставку оных ко мне. Вещи заложи на шесть месяцев. Между тем я, имев много горелки в деревне, буду стараться, дабы оная была продана и тогда удовлетворю всех кредиторов, имея на душе и на сердце должные мною тебе деньги, коими ты меня дружески одолжал, сам нуждаясь. Таким образом, кажется мне, брильянты будут шесть месяцев в целости, лавка удовлетворена, и вещи ко мне будут доставлены…»[839]

Денег нет, но это досадное обстоятельство не мешает жить на широкую ногу. Французский граф де Лагард оставил описание губернаторского бала: «Сады были иллюминованы до самого низу гор, и в чащах деревьев спрятаны были хоры музыки, которые сообщали этой прекрасной ночи какой-то волшебный колорит. За несколько дней перед тем разосланы были гонцы к дамам из общества, которые почти все теперь в деревнях. Генерал открыл бал с одной из прелестнейших особ, каких я видел в жизни, г-жой Давыдовой, рожденной Аглаей де Грамон. Ужин был великолепен. В два часа ночи был концерт, в котором соперничали между собой на виолончели и скрипке Ромберг и Лафон. Потом танцевали до света. В девять часов утра подан был в сад завтрак»[840].