— Дальше что было?

— Дальше стал к своим пробираться. Всю ночь шел.

— Как же тебя секреты не заметили?

— Да я после того, как на редуте туркам едва тепленьким не попал, таиться стал, а то мало ли. Тем более что казаки многие в черкесках и их с башибузуками и среди бела дня не различить. Почти дошел уже до лагеря, а тут пальба. Пули над головой так и свистят, но кричат по-нашему. Так обидно стало, что могут свои подстрелить, что я осерчал маленько…

— Так осерчал, что двоих солдат едва до смерти не прибил?

— Троих, господин полковник, — машинально поправил Гаупт.

— Тем более!

— А что делать? — криво усмехнулся Дмитрий, — они старшего унтер-офицера Галеева едва на штыки не подняли. Пришлось вмешаться.

— Ну ладно, — задумчиво щипнул за бакенбард Буссе, — ступай покуда.

— Есть, — вытянулся Будищев и, повернувшись через левое плечо, шагнул прочь из штабной палатки.

— Что скажете, господа?

— Если позволите, господин полковник, — выступил вперед подпоручик Линдфорс, — первым выскажусь я.

— Извольте.

— Ефрейтор Будищев служа в охотниках, коими я имею честь командовать, проявил себя с самой лучшей стороны! Судите сами, отличный стрелок, смел до дерзости и вместе с тем расчетлив как десять ростовщиков. Незаменим в поисках. Умеет неслышно подкрасться к любому неприятелю, чему я сам неоднократно был свидетелем. Так что в том, что он миновал казачьи патрули незамеченным, нет ничего удивительного. Я бы даже сказал, было бы странно, если бы его вообще кто-то заметил. С его способностями он легко мог пробраться в лагерь и обнаружить свое присутствие только на следующий день за завтраком.

— Кто еще?

— Присоединяясь к мнению господина подпоручика, — отозвался Михау. — Добавлю лишь, что он разбирается практически в любом виде огнестрельного оружия. Одна его стрельба из трофейной митральезы чего стоит. И весьма результативная, доложу я вам, стрельба!

— А вы что скажете? — повернулся к Гаупту полковник.

— Полностью согласен с господами офицерами. Будищев — хороший солдат и при этом недурной человек. Помните историю с заблудившейся в лесу девочкой, когда мы стояли в Бердичеве?

— Что-то припоминаю…

— Так это он ее тогда нашел.

— Хм, наш пострел — везде поспел! Но все же я хотел обратить ваше внимание, господа, на одно крайне любопытное обстоятельство. Не знаю, заметили ли вы, но этот нижний чин, докладывая об произошедших с ним приключениях, перед которыми, прямо скажем, меркнут сочинения господина Дюма, ухитрился их сформулировать так четко и ясно, что, по совести говоря, не каждый из присутствующих здесь офицеров эдак сумеет. Не слишком ли это, для солдата-новобранца, к тому же из крестьян?

— Так в этом нет ничего удивительного! — воскликнул Линдфорс.

— Да что вы говорите? — не без сарказма в голосе, удивился полковник.

— Конечно! Он ведь бастард![56]

— В каком смысле?

— Ну, он же незаконнорождённый сын графа Блудова!

— Вот так пердюмонокль![57] В таком случае это многое объясняет… Хотя постойте, как это графа Блудова? Это что, он и есть Блудов, откомандирования которого у меня требуют моряки?

— А моряки-то тут причем? — удивился Гаупт.

— Да был один случай, — замялся Линдфорс.

— Так-с, любезнейший Иван Иванович, — нахмурился Буссе. — Ну-ка извольте все сию же минуту рассказать!

На третий день после сражения на Аярслярских высотах в русский лагерь у Папикоя прибыл командующий Рущукским отрядом цесаревич Александр Александрович. Встречать наследника Российского престола полагалось с помпой и при полном параде, однако побывавшие в боях полки вид имели хотя и лихой, но не слишком презентабельный. Мундиры на солдатах и офицерах носили следы многочисленных схваток, кепи измялись, да и сапоги у многих требовали ремонта. При таком состоянии амуниции недолго было опростоволоситься в глазах будущего царя, но по счастью, одному из штабных офицеров пришла в голов спасительная мысль. Припомнив, что великий князь Александр необычайно прост в обращении и не любит пышных церемоний, он подал генералу Прохорову мысль представить подчиненные ему войска одетыми в гимнастические рубахи, а на кепи одеть белые чехлы с назатыльниками, подобно тому, как это делается в Туркестане. Таким образом, достигались как требуемое единообразие, так и простота, столь любимая наследником.

Ожидания эти целиком и полностью оправдались. Цесаревич с удовлетворением отметил бравый вид военных, поблагодарил их за службу и, с хитринкой улыбнувшись, сказал Прохорову:

— Я хотел было на другой день после Аяслярского дела к вам заглянуть, да услышал, что в из главного штаба идут списки награжденных за бой у Езерджи, так решил повременить. Дай, думаю, порадую солдат. И списки, и кресты я привез, так что стройте новоиспеченных кавалеров. Награждать буду!

— Нижние чины будут счастливы получить монаршую награду из рук вашего императорского высочества, — с поклоном отвечал ему генерал и тут же отдал необходимые распоряжения.

Адъютанты и ординарцы командиров полков немедля побежали со списками к своим частям, и через четверть часа цесаревич уже шел вдоль строя и вручал награды отличившимся. Шедший рядом с ним офицер штаба зачитывал приказ с кратким описанием подвига, затем Александр вкладывал герою в руку награду, и пробасив: — Благодарю за службу! — шел дальше.

Получив крест, награждаемые вытягивались и почти кричали своему будущему царю вслед:

— Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество!

Дошла очередь и до вызванного вместе со всеми Будищева. Пока шло награждение, Дмитрий с удивлением разглядывал богатырское сложение великого князя. Ростом цесаревич превосходил даже его, а уж вширь и подавно. Причем, это вовсе не была излишняя полнота, а именно мощь настоящего русского богатыря. Отлично пошитый мундир сидел на теле как влитой, но даже под ним было видно, как перекатываются мускулы его обладателя. Наконец процессия поравнялась с ним и глаза Дмитрия встретились с взглядом Александра Александровича.

— Перед делом у Езерче, — начал скороговоркой штабной, — рядовой Будищев в числе прочих охотников захватил языка и доставил его в штаб начальника бригады. В самом же бою метким выстрелом ранил турецкого генерала Азиз-пашу, чем спас от верной гибели полковника Тихменева.

— Ишь каков, уже и ефрейтором с той поры стал — удивленно приподнял бровь цесаревич. — Да ты, братец, герой! Как же ты все успел?