– Займись охраной, – согласился я со своим советником. – Еще пригласите ко мне господина Салибова. Перед запуском денег, как я уже говорил, следует дать разъяснения в прессе.

– Его под охраной доставить или можно вежливо по телефону попросить явиться? – уточнил Анзор.

– Культурно и с уважением, – ответил я.

Про переговорщиков из Германии уже и не вспомнил, дел и так много. С редактором и владельцем газеты встреча состоялась через пару часов, к этому моменту уже набросал что-то вроде статьи.

– Ваше высокопревосходительство, можно ли вносить правки в ваш текст? – вежливо спросил владелец «Вестника Екатеринбурга».

– Разумеется, но прежде чем печатать, предоставьте мне статью для ознакомления. Требования же понятны: на первой полосе – крупные изображения золотых монет, а в тексте делать упор, что мы ни в коем случае не отказываемся от имперских рублей и не собираемся выходить из состава России, а императрице подчиняемся и уважаем, – подчеркнул я.

– Подобное решение сложно донести до простого обывателя, – потер лоб газетчик. – Все же решат, что возрождается Тартария, а вы принимаете Сибирь под свое правление.

– Думать никому не запрещается, как и строить какие-то предположения, – хмыкнул я. – От всей сибирской прессы необходимы поддержка и освещение официальной версии. Предвижу, что различные толкования пойдут, поэтому следует время от времени давать в газетах разъяснения о деятельности наместника Урала и всего, что с ним связано. Устремления людей, желание сделать Россию сильнее и подавить внешние поползновения. Кстати, вы не обратили внимание на стоящий возле управы броневик?

– Да-да, видел боевую машину, но пробиться к ней не представляется возможным, слишком плотно ее зеваки окружают. И, скажите, почему служивые так близко к боевой машине людей допускают? Простите, забыл, как вы технику назвали, – сказал Борис Ефимович.

– Броневик, от слова «броня». На борту два пулемета, экипаж состоит из трех человек, которых от пуль защищают бронелисты. Обязательно и об этом новшестве дайте в газете информацию, можно с фотографиями и подробностями. Но не дай бог указывать на недостатки или недоработки! Наоборот, всячески хвалить и даже намекать, что готовятся и более мощные модели, которым нет равных на поле боя, – дал я подробные указания.

– Разрешите вопрос, ваше высокопревосходительство? – закусил губу владелец газеты.

– Спрашивайте, – пожал я плечами.

– Какую позицию демонстрировать по отношению к центральной власти, в том числе к императрице? А к мятежникам? К революционерам в империи? И что писать про другие страны? Изменилось ли ваше отношение к Германии и их союзникам? Как…

– Стоп! – перебил я газетчика. – Борис Ефимович, вы не находите, что пытаетесь взять у меня интервью? Честно признаюсь, подобного не планировал, но если будет необходимость, то на многие вопросы дам ответы. Пока же сказал все, что считал нужным. Прессе диктовать не могу и не имею морального права, если она следует правильным курсом и не будоражит умы читателей. Надеюсь, мы поняли друг друга.

– Да-да, простите, привычка сработала, хотя и забыл уже, когда брался за творческое перо, больше приходится править тексты, – ничуть не смутившись, ответил мне тот.

Далеко не прост Борис Ефимович, в глазах у него азартные искры разгорелись. Почуял, что перемены настают, но окончательные выводы сделать не в силах. Эх, боюсь, скоро он начнет секреты выведывать у моего окружения. К Анзору или Портейгу вряд ли сунется, но с Катериной постарается знакомство свести, да и Анне пару подарков преподнесет. Ну, не стану мешать, за сестрицу спокоен, а за делопроизводительницу и вовсе беспокоиться нечего. Достаточно Александру Анзоровичу намекнуть – и потребуется господину газетчику зубной врач.

Кстати, дела с зубными врачами – или мучителями, по-другому и не скажешь – обстоят плохо, с моей, естественно, точки зрения. Нет, пломбы ставят, лечение иногда проводят, но большинство страдающих от зубной боли просят как можно скорее удалить ее причину, что и делается. Увы, инструменты и материалы еще долго в этом направлении будут отставать от того, что есть в моем мире, и с этим ничего не поделаешь. Остается надеяться, чтобы кариеса не случилось, да чистить зубы почаще.

– Монеты для фотографий вам принесут, текст статьи мне потом покажете, не смею вас задерживать, – решил я закруглиться, да и по большому счету все ясно и понятно.

– Гм, Иван Макарович, а нельзя ли для меня где-нибудь отыскать стол и писчие принадлежности? Тогда через час-два статью вам предоставлю, – попросил газетчик.

Ну, с таким подходом невозможно не согласиться. Позвал я Анну и велел обеспечить газетчика всем необходимым на время его работы, а чтобы далеко не ходить, разрешил занять переговорную.

Связался с атаманом казачьего войска и попросил прибыть ко мне для получения инструкций. Ожаровский уточнил, стоит ли ему отменять объявленный сбор казаков, и когда я ответил отрицательно, генерал и губернатор удовлетворенно заявил:

– Ваше высокопревосходительство, не подведем! Все рады появлению твердой и хозяйской руки в Сибири, которая наведет порядок на территории! Сегодня же выезжаю! Разрешите приступать?!

– Разрешаю, Владимир Федорович, – ответил ему, после чего приглашающе махнул заглянувшему в кабинет полковнику Гастеву, чтобы проходил.

В глубине души есть у меня опасения, что взваливаю почти непосильную ношу на свои плечи. Где-то даже боюсь, что принесу вред империи, но ситуация такова, что необходимо действовать и промедление смерти подобно.

– Иван Макарович, готов выслушать ваши приказы и приступить к выполнению! – сказал Гастев, остановившись посередине кабинета.

– Иван Матвеевич, вы присаживайтесь, – указал полковнику на стоящее рядом кресло, – нам есть о чем поговорить, – и поморщился: мои слова можно неправильно истолковать, поэтому сразу же добавил: – Планирую подавить мятеж в империи, и сделать это мы должны быстро и желательно без кровопролития.

– Не выйдет, – отрицательно покачал головой Гастев, устраиваясь в кресле. – Как я уже говорил, генерал-майор Квазин – хороший организатор, часть войск ему предана.

– Если мы покажем свое численное превосходство, в том числе и в огневой мощи, то неужели Квазин будет ожесточенно сопротивляться? – уточнил я.

Честно говоря, психологический портрет главаря мятежников я для себя составил. Конечно, не всей владею информацией, но противник более-менее мне понятен. До последнего момента я считал, что тот не только за себя радеет, но и за Россию в целом. Однако если с его молчаливого согласия происходит попытка убийства политического противника, а иначе себя назвать по отношению к нему не могу, то это дурно попахивает. Любые поступки можно как-то оправдать, дав им благозвучное определение и смешав ложь и правду. Квазин не станет обращать внимание на жертвы, до последнего солдата продолжит отстаивать захваченную территорию, и только когда возникнет угроза ему самому, тогда попытается бежать.