Темные нити тумана обвивали его тело. Он пытался сорвать их с себя, яростно хлестал эти нити свободной рукой. Тщетно, потому что туман становился все более плотным и липким. С исказившимся от страха лицом мальчик рвал с себя призрачные путы. Но те, как ни были тонки, крепко связали его.

– Господин! – Его крик был отчаянной мольбой.

Марбон даже головы не повернул, чтобы взглянуть на своего воспитанника. Он смотрел только на Бриксу взглядом, каким, скрестив мечи, смотрят на врага в поединке.

– Элдор, если ты здесь, чтобы хранить Проклятие, – с вызовом проговорил он, – то и я пришел за ним же. Я из рода Зарстора, между нами старинная распря… Не прячься же, как трус, за спиной Силы… Объявись!

– Господин! – Туман вокруг Дведа поднялся еще выше, теперь из него торчало только белое, застывшее маской страха лицо. – Господин, спаси меня своей Силой!

То, что осталось от Бриксы, что было еще свободно от сущности, превратившей ее в сосуд чужих мыслей и чувств (были то мысли Джартара или Элдора, кто знает), понимало, что мальчику не по силам сбросить связавшие его путы, что его отвага уже сломлена черным предательством его драгоценного господина.

– Проклятие! – Марбон по-прежнему не замечал приемыша. Он шагнул навстречу девушке, с яростью ударил по разделявшей их преграде. А потом резанул воздух ножом, словно надеялся порвать туго натянутую ткань. – Отдай мне Проклятие! – выкрикнул он.

У его ног тоже собирались щупальца, сплачивались и густели. Дымка затопляла его, ползла вверх. Она уже лизнула колени, липла к бедрам, а он будто не замечал.

Только Двед повис в тумане, как жертва паука в паутине, – беспомощный и неподвижный. Ужас захлестнул его лицо, когда туман коснулся щек, вцепился в подбородок.

– Проклятие! – одними губами повторил Марбон.

Ута поднялась на задние лапы, потянулась всем телом. И хищно хлестнула передними по протянувшемуся к ней туманному языку. И в тот же миг Брикса… опустела. Другого слова для этого чувства свободы она не нашла. Что-то отступилось от нее. Она осталась одна, беззащитная перед Марбоном. Даже нож валялся обломками у ног.

Пальцы судорожно сжались, как будто она могла дотянуться до обломка лезвия. Но в руке ее был не нож, а бутон. И он шевельнулся. Она раскрыла ладонь, и лепестки стали расправляться.

Треснула тусклая коричневая оболочка. Из сердца цветка прорвалось сияние, освещавшее ей путь, воодушевлявшее девушку в ночи пустых земель.

«Сила Силе рознь!» – яростно повторила она про себя. Вторая рука потянулась к доверенной ей Утой шкатулке, сжала ее сквозь рубашку.

Марбон шевельнулся. Она еще не видела его таким – ни в безумии, ни в сознании. Возможно ли так жестоко исказить человеческое лицо, чтобы сделать его совсем другим? Даже если это был обман зрения, человеку в здравом уме не пристало такое видеть. Ужас наполнил Бриксу ледяным холодом, лишил движения – сейчас она не могла бы бежать, хотя Двед не загораживал больше выхода.

Мужчина перед ней высоко вскинул руки. Лицо его обратилось к извивающимся, корчащимся змеям тумана. Он воззвал:

– Джартар! Сле – фрава – ти!

Туман завился воронкой, закружил голову. Брикса, как только взгляд Марбона отпустил ее, закрыла глаза, чтобы не затеряться в этом водовороте. Благоухание цветка достигло ноздрей, прояснило голову.

Она не знала и не догадывалась, кого он призывал. Но… что-то отозвалось ему. Оно было здесь… с ней – и, не открывая глаз, девушка чувствовала, как оно нависает над ней, тянется…

Шкатулка и цветок… Она не знала, что объединило их в ее мыслях и почему такое соединение казалось верным… необходимым. Шкатулка и цветок… Не смотри! То, что встало над ней, могло затуманить ум, ослабить защиту. Нельзя поддаваться этой тяге.

И снова из нее выплеснулся крик, призыв к единственной, обещавшей защиту в этом ненадежном, чуждом мире.

– Зеленая матушка, что мне делать? Это не мои чары – я заблужусь в них!

Выкрикнула ли она эти слова вслух, или это была лишь мысль, пронзительная, как крик, мольба, может быть тщетная, к непостижимой Силе? Кто были эти боги – великие источники Силы, которые, как считалось, использовали мужчин и женщин в качестве орудий и оружия? И были ли у тех, кого так использовали, вообще какие-либо средства защиты? Не вовлечена ли она сейчас в схватку между двумя чуждыми Силами?

Чей это был приказ, откуда он исходил? От того, кто был призван Марбоном? Если так, она в огромной опасности. Брикса по-прежнему крепко жмурила глаза и пыталась так же накрепко запереть свой разум. Она чувствовала, как некая Сила стремится связать ее – не тело, а душу, – как туман связал Дведа.

– Во имя того, что у меня в руках, – громко выкрикнула Брикса, – дай мне устоять!

Шкатулка и цветок…

Руки ее сошлись, соединили их. Она не знала, движет ею воля Света или Тьмы. Но дело было сделано. И в тот же миг Брикса открыла глаза.

Перед глазами…

Не затянутая туманом комната с колонной – она стояла перед высоким троном в пиршественном зале замка. Высоко, в кольцах, прикрепленных к каменным стенам, горели факелы. Стол был застелен многоцветной скатертью, ее краски играли и переливались. А на скатерти – рога для вина, выточенные из мерцающего хрусталя, из сочного малахита и теплого красно-коричневого агата – богатства, достойные самых могущественных владетелей Долин.

Перед каждым местом стояло серебряное блюдо. И еще множество блюд и мисок посредине стола – одни с узорчатыми краями, другие блестят самоцветами.

В первый миг Бриксе показалось, что зал пуст, но вскоре она заметила других пирующих – тени, клочки тумана, такие смутные, что она не взялась бы отличить мужчину от женщины. Казалось, безжизненные предметы были видны явственно, а все живое превратилось в ее глазах в призраки, обитающие, согласно легендам Долин, в древних зловещих местах и вечно мстящие живым из зависти к их жизни.

Брикса вскрикнула и покачнулась, силясь сойти со своего места, прямо перед высоким троном, поставленным так, чтобы призрачным гостям были отовсюду видны их хозяин или хозяйка. Но ни бежать, ни отвернуться она не смогла и поневоле должна была смотреть, что происходит.

Черный сполох – если свет может быть не белым, а черным – полыхнул между ней и троном – словно взмах меча отрезал ей отступление. Коварная холодная воля, еще не вполне злая, но уже отмеченная Тьмой, нацелила на нее свой удар. Хлестнула, как хлещут с размаху бичом. И призрак во главе стола устремил на нее горящие красным пламенем глаза.

Тень сгущалась, и черты Марбона изменялись, текли, обретали плотность и телесность. Девушке показалось, что не благородный владетель замка сидит сейчас в этом высоком кресле. Нет, то, что щерилось на нее, сверля горящим взглядом, было словно слеплено из углей преисподней – воплощало всех мерзавцев, двуногих волков, от кого она спасалась и пряталась, точно зная, что ее ждет, если попадет к ним в руки.