Перепуганный «богомол», решивший, что с друзьями стряслась беда, рванул из-за валуна, зацепившись при этом внутренней, защищенной более тонким слоем хитина, стороной голени за острый, зазубренный выступ камня.

Видимо, он повредил крупный сосуд; кровь долго не получалось остановить. Когда же это удалось сделать и рану туго перевязали, оказалось, что передвигаться Блямс теперь мог почти вдвое медленнее, чем прежде. Плюх вырезал из молодого дубка батожок, но лапы «богомола» оказались не очень-то приспособленными для того, чтобы удобно и крепко держать подпорку, так что пользы это почти не принесло.

Беда, как известно, не приходит одна. Во время обеда обломком кости жареной косулятины непостижимым образом умудрился порезать руку профессор Сысоев. И вновь очень долго не удавалось остановить кровь. Вдобавок, после этого у него стала кружиться голова, так что время привала увеличилось более чем вдвое от расчетного, а двигаться дальше пришлось еще медленнее.

А потом, когда снова вернулась уверенность в том, что до темноты они к барьеру все же успеют, повстречалась неизвестная аномалия, на которую никак не отреагировала гайка. Пролетела по нормальной траектории, упала на землю, немного откатилась. Забияка стала подходить к ней, сматывая нить, и когда этой нити осталось около трех метров, Блямс вдруг испуганно заверещал. Девушка остановилась, не понимая сначала, в чем дело, но Плюх, который перевел возглас «богомола», крикнул ей:

– Стой! Дальше нельзя! Блямс что-то говорит, но я не очень понимаю… Что-то насчет старости.

– Какой еще старости? – насупилась Илона. – Ты можешь дословно произнести, что он сказал?

– Если дословно, то «блямс-блямс-блямс», – буркнул разведчик. – А перевод какой-то дурацкий: «Старость будет всему». Ну и то, что я тебе сам сказал: «Стой! Дальше нельзя». – Зеленый друг, размахивая лапами, продолжил возбужденно блямкать, и косморазведчик добавил: – Говорит, что все постареет, если дальше пойти. А все живое от этого быстро умрет. От старости.

– Весело, – скривила губы Забияка и принялась наматывать нить на вилку. Но та вдруг оборвалась, а ее привязанный к гайке конец осел на землю волосками пыли. Девушка пригляделась и хмыкнула: – Ого! А гайка-то какая ржавая!.. Я, кажется, поняла. Перед нами аномалия, в которой все вещи быстро старятся. Ну, видимо, и организмы тоже. По крайней мере, тут даже трава не растет.

– Трава и позади не растет, – сказал Плюх, – и вокруг тоже. Тут вся местность такая.

– Но впереди она не только из-за местности не растет.

– Видимо, в этой аномалии ускорен ход времени, – подал идею доцент Тетерин.

– Что бы там ни было, но ее следует обойти стороной, – подытожила Илона. – А вот как узнать, где у нее края? Гайка-то не сразу поржавела. Даже нить не сразу истлела. Если будем после каждого заброса стоять и ждать, тогда мы тут застрять до ночи можем. А ночевать рядом с аномалией – увольте! Они ведь имеют свойство и перемещаться. Скажи-ка, Блямс, ты ее хорошо видишь? Ну, или чувствуешь? Можем мы ее безопасно миновать?

Блямс в ответ принялся быстро-быстро тараторить. Разведчик, растерянно крякнув, перевел:

– Говорит, что чувствует «в общем». Вроде такого предчувствия, что впереди «старость». Точных границ он обозначить не может.

– Приплыли… И как ее теперь обходить?

– Думаю, стоит вернуться на полкилометра назад, – сказал Плюх. – Для верности. И сдвинуться хотя бы на столько же влево или вправо – как Блямсу чутье подскажет. А потом уже – снова вперед. Но тоже руководствуясь чутьем Блямса.

На том и порешили. Аномалию обойти удалось, но потеряли на это час как минимум.

А потом… Потом вдалеке, километрах в двух, на равнине показались медленно движущиеся точки. То, что это были люди, не вызывало сомнений. Человек пять-шесть, не меньше. Рассмотреть более точно не получалось, местность впереди накрыло некой плавающей дымкой, будто в пустыне над раскаленным песком.

– Стоять! – подняла руку Илона. – Оружие наизготовку, но стрелять только по моему приказу.

– Они тоже остановились, – обхватив рукоять «Печенги», кивнул вперед Плюх.

– Силы равны, напасть вряд ли решатся.

– А мы на что решимся? Обходить поздно, нас уже заметили. Скоро стемнеет. Ночевать, когда рядом неизвестно кто – тоже как-то… – передернул плечами разведчик.

– И что предлагаешь? – посмотрела на него Забияка. – Идем знакомиться?

– Странно, что они идут оттуда, – задумчиво произнес Юлий Алексеевич. – Там же как раз где-то граница.

– Может быть, тоже проверяли, – сказал Плюх. – Но, как бы то ни было, я считаю, лучше все-таки с ними встретиться. Возможно, схватки и впрямь удастся избежать, и мы хотя бы будем представлять уровень опасности.

Стоило группе пойти дальше, как сдвинулись с места и незнакомцы.

– Блямс-блямс-блямс! – замахал вдруг лапами «богомол».

– Что значит «это мы»? – с удивлением посмотрел на него косморазведчик.

Тут вдруг вскрикнула и Забияка:

– Там тоже кто-то машет!.. Неужто и правда… Блямсик, отбеги, пожалуйста, чуть в сторону.

Зеленый друг, выполнив просьбу девушки, проковылял метра на три вправо. От группы незнакомцев тоже отделилась и отошла в сторону одна фигурка. Только влево. Но теперь, когда она была отдельно от остальных, стало понятно, что это не человек, а… «богомол».

– Это и правда мы! – ахнул разведчик. – Я все понял…

И он рассказал, что, когда впервые, после встречи со сталкером Шершнем, пытался перейти границу Зоны, не натыкался ни на какую материальную преграду. Его непонятным образом разворачивало, и он возвращался назад. А подобную дымку он наблюдал, когда рассматривал издали расположенный у самой границы Зоны Новоромановск. Да и количество зданий в поселке, равно как и железнодорожных вагонов, тоже у него при этом удваивалось.

– Мне-то можешь об этом не рассказывать, – нахмурилась Забияка. – Только я так к этому привыкла, что и сейчас не враз сообразила.

– Граница Зоны – это своеобразный пространственный выворот, – сказал профессор Сысоев. – Мы в свое время тоже к этому пришли. Если бы здесь были какие-то ориентиры, мы бы это уже поняли. А люди… в смысле, мы же сами, просто сбили нас с толку. В общем, нас можно поздравить: мы практически достигли барьера. До него с километр, не более.

– Тогда нужно ускориться, – призывно мотнула головой Илона. – Остановимся, когда до «нас» останется с десяток саженей, дождемся «заката» – и бегом вперед.

Они успели как раз вовремя, когда до собственных отражений – не зеркальных, а прямых, что смотрелось непривычно и в принципе нереально – и впрямь оставалось чуть больше десяти метров. Темнеть, как и всегда в Зоне, стало быстро.

– Бегом-бегом-бегом! – размахивая рукой, рванула вперед Илона.

Так получилось, что Плюх обогнал ковыляющего Блямса и замешкавшихся ученых, а потому подбежал к барьеру следом за девушкой. Он только что, метрах в полутора перед собой, видел в сгустившихся сумерках ее спину, как вдруг Забияка, оказавшись к нему лицом, со всего маху налетела на него и сбила с ног. Прибавившие ходу ученые налетели на них и тоже упали. На ногах удержался лишь Блямс, поскольку из-за раненой лапы двигался медленнее других и не попал в копошившуюся перед ним кучу-малу.