Кажется, господин Цугава, вы хотите, чтобы я был в доме, когда все лягут спать. Вы хватаетесь за меня, как за соломинку, да? Боюсь, мы вместе пойдем на дно.

– Это все, – закончил я. – Мне больше нечего сказать.

Про странный сон, когда я рубился с громадным разбойником, а женщина гнала меня прочь, я умолчал. Сам не знаю почему. Еще не хватало, чтобы святой Иссэн мне сны толковал!

Какое-то время настоятель молчал, не прекращая подметать. В этом не было нужды: и ступени, и крыльцо соперничали в чистоте со столом в лапшичной дядюшки Ючи. Я бы не отказался съесть с них пять, а то и шесть плошек гречневой лапши с креветками – по одной на каждую ступеньку, и бутылочку саке на крыльце.

Волнуется, понял я, следя за стариком. Ритм работы меня усыпляет, а его успокаивает.

– Я не могу поехать с вами к господину Цугаве, – произнес монах сокрушенным тоном. – Сейчас? Нет, не могу.

– Что вы! – откликнулся я. – Я и не рассчитывал на это.

Я лгал. Втайне я мечтал, чтобы старый настоятель посетил усадьбу Хасимото. В его присутствии я чувствовал себя уверенней. Стыдно сказать, я будто сбрасывал ответственность со своих широких плеч на его хрупкие, старческие. Конечно, монах не отправился бы в усадьбу прямо сейчас: даже приведи я вторую лошадь, я не осмелился бы предложить святому Иссэну ехать верхом. Пешая дорога заняла бы много времени, заказать паланкин или рикшу я не удосужился… Но в глубине души я надеялся, что ранним утром старик двинется в путь – и еще до полудня я встречу его у знакомых ворот.

– Да, конечно, – согласился Иссэн, превращая мою ложь в слабое подобие правды. – Простите меня, Рэйден-сан, но собранных вами сведений слишком мало.

Я привстал:

– А ваше чутье? Ваше знаменитое чутье! На кладбище Куренкусаби вы сразу обнаружили присутствие мстительного духа!

Он засмеялся. В смехе старика не было и тени веселья.

– Ах, Рэйден-сан! Вы не уверены, что в усадьбе Хасимото действует злой дух, и решили пустить по следу старого пса? Хорошо, допустим, я вынюхаю в доме присутствие мятежной души. Но ведь я не собака, которая по запаху находит утерянный носок хозяина! Я скажу: «Да, я чую онрё!» Что дальше, Рэйден-сан?

Я захлопал в ладоши, как это делал Гичин, слыша мои откровения:

– Вы скажете, кто это! Вы поставите храм-замо́к! Скуете духа по руками и ногам, заточите в темницу на веки вечные! Раз убивать их нельзя, вы…

Жестом он остановил меня.

– Дом Хасимото, Рэйден-сан – не кладбище. Не кукла, которую можно спрятать в ларец или сунуть за пояс. Он набит духами предков теснее, чем стручок горошинами. Отцы, деды, прадеды… Я учую их всех, понимаете? Они всегда здесь: когда ярче, когда тусклее, но всегда! Им поставили алтарь, их поминают, для них жгут курения и ритуальные деньги. И теперь представьте…

Отложив метлу, он присел рядом. Знаком показал мальчикам-послушникам, чтобы нам принесли чаю.

– Представьте, что я уловил присутствие множества теней. Кто-то среди них скрывает недоброе. Но я не знаю, кто именно! Кроме того, мстительность и дурные помыслы могут быть присущи двум, трем, четырем предкам. Это не обязательно месть, адресованная молодому Ансэю. Это может быть зло, свершившееся или не свершившееся когда-то. Память о мести, наконец! Я не сумею выделить из этой реки одну струю и назвать ее по имени.

Я поник головой. Надежды разбились в прах.

– Теперь поговорим о запирающем храме, – добивал меня безжалостный старик. – Не зная имени духа, я не могу поставить в усадьбе храм-замо́к. О ком я стану молиться, кого назову хранителям?

– Поставьте просто так, – предложил я. – Без имени, вообще.

– Это можно, – он смотрел на меня. Под взглядом монаха я озяб, хотя погоды стояли теплые. – Это запрёт всех духов, какие ни есть в усадьбе. Свяжет всех предков господина Цугавы – как вы сказали? – да, по рукам и ногам. Они больше не сделают обитателям дома ничего плохого. Но они не сделают и ничего хорошего! Не сохранят, не уберегут, не подскажут. Боюсь, Рэйден-сан, вы слабо представляете, что значат для господина Цугавы посмертные таблички с именами на семейном алтаре…

Старик взмахнул рукой, очерчивая круг над головой:

– Умершие живут рядом с нами. Это по-прежнему члены семьи, для живых они во многом живы. Получив благодарность от князя, господин Цугава становится на колени перед алтарем и докладывает предкам об обстоятельствах получения. Сделав важную для семьи покупку, он оставляет ее у алтаря на ночь, а то и на два-три дня. Наметив дела, господин Цугава советуется с предками, испрашивает помощи и дозволения. Как вы считаете, он согласится лишиться всего этого, отвергнуть связь с корнями семьи ради сомнительной возможности уберечь сына? А мы даже не сможем с уверенностью пообещать ему, что попытки самоубийства прекратятся! Предки заперты навсегда, отменить запрет я не смогу. Считайте, что мы сняли охрану дома в то время, когда вокруг ждут враги: беды и несчастья. И вот молодой Ансэй успешно разбивается вдребезги, спрыгнув с обрыва, или вспарывает себе живот…

Подняв метлу, настоятель черенком указал на меня:

– Что после этого сделает с вами господин Цугава? Со мной – ладно, моя жизнь и без того легче перышка. Но вы, Рэйден-сан! Вы готовы рискнуть?

Я встал на колени:

– Я глупец, Иссэн-сан. Моя голова набита песком. Спасибо, что просветили меня, ничтожного! Я возвращаюсь в усадьбу. И клянусь, что не вернусь к вам с таким же жалким докладом, как сегодня.

Прибежали мальчики с чаем. Хотели разлить по чашкам, но старик им не позволил. Не позволил и мне, хоть я и проявил большую настойчивость. Все сделал сам: медленно, спокойно, давая глупому Рэйдену возможность осмыслить сказанное в полной мере.

– Обратите внимание на меч, – посоветовал он, вдыхая тонкий аромат. – Меч на алтаре. Думаю, вы и сами уже собирались это сделать.

Я кивнул.

– Этим мечом, – развивал мысль настоятель, – молодой Ансэй пытался свести счеты с жизнью. Этот меч падает с алтаря, когда юноша во сне решает удавиться. Падение меча – дурной знак. Падение с алтаря – трижды дурной. В древности говорили: меч – душа самурая. Чей это меч, Рэйден-сан? Выясните, нам пригодится имя. Когда я приду в усадьбу Хасимото, как охотничья собака, имена усилят мое чутье. Но постарайтесь не подвергать себя риску! Знаю я вас…

– Собака, – пробормотал я. – Охотничья собака, бойцовая…

– Что?

– Так, ничего. Помните собачьи бои? Когда на меня хотели натравить псов?

Он тихонько засмеялся:

– Как такое забыть! Мне до сих пор жалко зарубленных животных.

– Я все думаю, Иссэн-сан… Если бы собаки загрызли меня насмерть – это точно была бы их вина, а не хозяев? Ударить человека ножом или натравить пса – какая тут разница? И то, и то – оружие. Вы уверены, что не случилось бы фуккацу?