в голове все новые открывшиеся ему ниточки и как мог пытался не дать себе сделать поспешные выводы.

- Что думаешь о сэре Уолтере, Джаспер?- наконец, спросил он, когда в голове все более-менее упорядочилось.

- Я думаю, дядюшка,- со смехом отозвался племянник,- что бедные-несчастные Бэнкс и Хоппер останутся без новых самокатов.

- А ты жесток!- сказал доктор.- Но все же…

- Это же точно он! Все сходится! И запах чернослива, и пари. Ты же не поверил ему про это их правило в Клубе?

- Разумеется, нет,- раздраженно проговорил дядюшка.- Но все же этот человек мне показался каким-то… странным.

- Странным?- удивился Джаспер.- Он мерзкий, гадкий! Именно таким и должен быть подлый заговорщик и злодей.

- Быть может, и так,- задумчиво сказал доктор.- Но я бы пока не спешил с докладом к господину комиссару. Такие люди, как сэр Уолтер, обладают влиянием, властью и деньгами. Всем тем, что не позволит арестовать его без должных оснований. И никакой судья…

- А судья Криспин?- вспомнил вдруг Джаспер.- Ты сделал для него невозможное! Излечил его слепоту! Как и комиссар, он тебе должен. Он не смог бы тебе отказать.

- Я думал об этом,- признался доктор.- Но еще прежде, чем дело дойдет до суда, нужно иметь неопровержимые доказательства.

- Мы можем проследить за гадким сэром Уолтером.

- Как вариант. Но это…

Что-то произошло. Доктор замолчал. Джаспер недоуменно уставился на него.

Пчела Клара вдруг прекратила жужжать. Буквально оборвала себя на полужужже и скрылась под столом, чего-то испугавшись.

И спустя всего какой-то миг во входную дверь дома № 7 в переулке Трокар раздался стук. Нехороший, недобрый, угрожающий, вызывающий чувство неясной тревоги стук.

Прежде чем открыть дверь, Натаниэль Доу достал из саквояжа скальпель.

Стук повторился.

Доктор обернулся, негромко велел племяннику:

- Будь здесь.

Джаспер, разумеется, тут же нарушил приказ: поднялся на ноги и на цыпочках двинулся в прихожую.

Его дядюшка тем временем спрятал скальпель за спину, отпер замки и толкнул дверь.

На фоне ночи, тускло подсвеченный фонарем над входом, стоял человек без верхней одежды, в одних брюках, жилетке и рубашке. Лица мальчик все никак не мог рассмотреть.

- Вы?- поразился доктор.- Вы один?

- Один, да.

Натаниэль Доу вышел за порог, глянул в один конец переулка, в другой. Особо заинтересовался крышей дома напротив. Удостоверившись, что ночной гость действительно явился один, он пропустил его в дом и поспешно закрыл за ним дверь.

Это был до невозможности странный человек, но Джаспер сразу же понял, кто это такой.

- Знакомьтесь, Вамба,- сказал доктор Доу,- это мой племянник, Джаспер.

Мальчик во все глаза разглядывал ночного гостя. У туземца была довольно большая голова, а его прическа напоминала обувную щетку – волосы густые и жесткие, черные как уголь. По рассказам дядюшки и мистера Келпи Джаспер сделал вывод, что Вамба выглядит так, словно извалялся в саже, но его кожа была скорее коричневая. Нос занимал чуть ли не пол-лица, пухлые губы дрожали, а большущие глаза моргали часто и нервно.

- Вы ранены?- спросил доктор и направился к саквояжу.

- Нет. Не ранен. Нет.

Это было не совсем так. Под левым глазом Вамбы багровел синяк, а поперек губы проходил кривой красный шов – след от удара. Одежда туземца также свидетельствовала о том, что он побывал в передряге: галстук отсутствует, если он когда-то и был, ворот рубашки разорван, жилетка соединена лишь на одну пуговицу.

Вамба стоял на пороге и не знал, что делать. Казалось, он жалеет, что пришел. На Джаспера он старался не глядеть, словно боялся его.

- Вы… доктор… хотеть помочь,- проговорил туземец, сильно коверкая речь. В первое мгновение мальчику это показалось смешным, но лишь в первое.- Мистер Келпи говорить, вы хотеть помочь.

- Прошу вас, проходите.

Доктор провел испуганного туземца в гостиную.

В этот момент из дверей кухни показалась миссис Трикк. В руках у нее был поднос со свежеиспеченными сахарными крендельками.

- Я хотела узнать, достаточно ли корицы и не нужно ли…- Экономка замолчала, увидев позднего гостя, содрогнулась и выронила поднос. Тот с грохотом ударился об пол – крендельки рассыпались по ковру.

Натаниэль Доу неодобрительно покачал головой: удивление удивлением, но не столь же бурно реагировать. И все же в защиту миссис Трикк можно сказать, что не каждый день сюда заносило чернокожих людей. Быть может, до этого момента она их даже никогда и не видела.

- Ну что же вы, миссис Трикк,- упрекнул экономку доктор,- испугали нашего гостя.

И верно, Вамба весь съежился от страха. Он прятал голову под рукой и заметно дрожал.

Миссис Трикк, нужно отдать ей должное, быстро овладела собой, вскинула подбородок и отчеканила:

- Прошу простить меня, сэр. Я просто не ожидала…- она на мгновение замолчала и окинула пристальным взглядом туземца из Кейкута,- столь экстравагантных гостей на ночь глядя.

- Признаться, мы тоже не ожидали, миссис Трикк,- сказал доктор.- Если вам не сложно, заведите варитель.- Он повернулся к туземцу.- Вы ведь не откажетесь от чашечки чая, Вамба?

Тот, по-прежнему испуганно глядя на строгую женщину, промямлил:

- Чай? Не пить чай. Простите, чай не пить. Язык увядать… эээ… сохнуть…

- Что ж, тогда кофе. И, будьте добры, новые крендельки, миссис Трикк.

Экономка кивнула, собрала с пола рассыпанную выпечку и отправилась на кухню. Ее напряженная спина сейчас походила на подошву утюга, да и вообще весь вид миссис Трикк выражал крайнее недовольство: она предпочитала, чтобы ей заранее сообщали о приходе гостей. Тем более она весьма негативно относилась к различным иностранцам, и в особенности к тем, кто, как говорила ее лучшая подруга, миссис Баттери, уж слишком подкоптился на солнце. По словам миссис Баттери, а у миссис Трикк не было причин ей не верить, чернокожие люди по своей природе склонны к воровству, убийствам и похищению детей – чуть ли не колдовству. Она уверяла, что всех похищенных детей они вымачивают в бадье с гуталином, чтобы те тоже стали черными.

Доктор Доу считал, что миссис Баттери, или на его языке «эта отвратительная особа», плохо влияет на его экономку, но ничего с этим поделать не мог. Лично он склонялся ко мнению, что цвет кожи совершенно неважен – доктор получше многих знал, что внутри все одинаковые. А предосудительно он