Моей первой любовью стал синеглазый легкокрылый вреднющий демон. Второй — лишь его тень.

— Со мной все будет хорошо, — понял мои терзания старый дружок. — Я буду очень осторожен.

— Вот-вот. Я тоже так всегда говорю.

Хмыкнув, Вадик наконец смотался в свою комнату. Устал молодой специалист. А я немного посидела, тяжко вздохнула и подошла к окну.

Огромное, бесконечное небо, полное звезд. И непонятно чего в нем больше — темно-синего или же этого пронзительно серебряного блеска холодных и тоскливых, тягостных светил. У ночи свои законы, своя магия, свое предназначение. Она сводница, она разлучница, она надежда и она погибель, она зарождение жизни и она же несущая смерть. И пойди разгадай, чем станет следующая для тебя.

Ночь!

Разобраться с собственными мыслями никак не получалось. Вляпалась ведь в историю.

Дабы больше не терзаться сомнениями, я решила просто пойти и, если понадобится, выбить признания из коварного чертяги.

Я коротко постучала в соседнюю комнату и осторожно вошла, не дожидаясь ответа.

Как я и думала, он не спал, а сидел на постели, привалившись спиной к стене. В сиянии грешницы-луны его глаза напоминали граненые сапфиры.

— Я ждал тебя. — Он горько усмехнулся, и от этого мое сердце затрепетало еще сильней. — Я настолько привык тебя ждать, что уже не представляю свою жизнь без этого.

— Прости!

— Тш-ш, не надо Лилит. Лучше иди сюда, — протянул он руку.

Вложив в нее свою ладошку, я скользнула к нему на колени. Демон обнял меня и упоенно вздохнул. Я полностью разделяла его чувства. Как же хорошо просто слушать биение родного сердца, прижиматься к мужской груди, касаться самого любимого чертяги на свете.

Сейчас я сама была готова простить ему все на свете.

Приподняв голову, я посмотрела в спокойные глаза. Он слегка улыбнулся.

— Данте?

— Это все лишь я, родная.

Легкая усмешка в его голосе заставила вглядеться в безупречно прекрасное лицо.

— А кто ты? Я всегда считала, что знаю вас обоих хотя бы на половину. Сейчас понимаю как наивна была. Я не знаю тебя, и это пугает.

— Нечто подобное я и подозревал. Мне казалось предстань я однажды пред тобой в истинном облике, ты испугаешься еще сильней.

— Это еще почему?

— С первой нашей встречи ты смотрела на меня с таким недоверием и страхом, — печально ухмыльнулся он. — А потом, когда увидела мои крылья, в твоих глазах было столько восторга и обожания, что я едва не проклял эти самые крылья. Они тебе нравились, а меня ты едва терпела, и даже коснуться боялась. Ты ненавидела меня, а я влюбился, как мальчишка.

— Просто не могу поверить, ты и не понял. Ты же всегда все знаешь.

— Выходит, что не все, — состроил он гримасу. — Ты была почти ребенком. Неуправляемым сорванцом. Я не понимал, какого дьявола не могу оторвать от тебя глаз. Думаешь, это нормально? А потом обнаруживаю себя посреди ночи на какой-то крыше, за спиной реют эти проклятые крылья, а в руках у меня маленькая, хрупкая, как кукла, девчонка. И не защиты она ищет в моих объятьях. А ловит меня в свои жаркие сети. И я таю. Смотрю в ее глаза и плавлюсь, как лед на солнце. Она касается меня своими мягкими непорочными устами и… и все! Я очарован раз и навсегда. Что ухмыляешься, я сейчас вообще не представляю, как мы по дороге не навернулись, если бы я шел такими зигзагами!.. — шутливо закатил он глаза.

— Так вот почему у меня столько синяков на утро было! Меня что, еще и роняли?

— Тебя не роняли, тебя совращали. Хотя если вспомнить, что выкидывала ты, еще вопрос кто кого совращал. Крыльев ей, видите ли, захотелось, — фыркнул Данте, раздувая пух моих волос.

— А что делать, если они так мне нравятся? — подразнила хитро сощурившегося асура. Зажав в пальцах, я играла с кончиком синей косички. — Какой же ты обалдуй. Сначала я замечала лишь воздушные крылья, а затем поняла, что у них занятный придаток в виде одного очень вредного демона. Довольно милого демона.

Он ухмыльнулся, и вышло это до того самодовольно, что меня так и подмыло сделать гадость. Или же…

Едва мои пальцы коснулись его лица, Данте вздрогнул и сам прижался к моей руке. Разве что не замурлыкал, как котенок.

— Зачем тебе было нужно все это? Зачем ты мучил меня? Столько дней…

— Ты сама не оставила мне выбора. И я решил — просто побуду с тобой рядом, ты узнаешь меня получше, привыкнешь. Откуда же мне было знать, что все так получиться. Что я начну ревновать тебя к самому себе. Что каждое твое прикосновение будет таким болезненным, и в то же время желанным. Ненавидеть самого себя за твою любовь ко мне. Безумие, правда? Вот я и сходил с ума. Оттого что ты могла полюбить меня как Данте. Оттого что ты отказалась от него ради того кого считала своим женихом. Оттолкнула меня, и я не смог понять… ничего не мог понять. Если ты не хочешь меня как Данте, примешь ли как принца, потому что я и есть Данте. Вот!

— Сколько раз тебе говорить — много думать вредно, — стукнула я его в рогатый лоб. Признав родную руку, вокруг с усердием затанцевали звезды. — Если я любила тебя одного, полюбила бы и другого. А раз любила обоих, то и тебя, кем бы ты ни был. Теперь понятно.

— Теперь то да, — качнул он, головой разгоняя надоедливые светила.

Горячие губы моего возлюбленного демона прошлись по тонкой коже шеи, а я и не подумала его останавливать — еще чего. Но, дойдя до ключицы, он нахмурился и посмотрел на меня заметно потемневшими глазами.

— От тебя пахнет другим мужчиной.

От испуга меня удержала только растерянность. И лишь через минуту сообразив, что такое занятное унюхал этот демон, рассмеялась и уселась на краю постели.

— Чертенок, да ты лучше любой охотничьей собаки. Только пахнет не от меня, а от рубашки. Ну, раз тебе не нравится… — И я попросту стянула ее, зашвырнув в другой конец комнаты.

Приходится признать, что демон мне попался бракованный, нервный какой-то. Сначала дернулся, потом дышать забыл. Правда, налюбовавшись, все же взял в руки и себя, и меня. Поцеловал в шею, пробежал когтистыми пальцами по плечам и спине.

— Знаешь, дорогая, — произнес он тихо-тихо, — мне нравится твоя спина. — Смотри-ка, я краснеть умею! — У наших женщин, как и у мужчин, позвоночник покрыт волосками, а твоя… словно обнаженная. Она сразу напоминает мне о твоей ранимости и хрупкости.

— О том, что я всего лишь человек.

— О том, что ты женщина. Моя женщина. Пред которой я и в боевых доспехах буду как нагой. Мне нравится это чувства силы и слабости одновременно.

Нет, мне решительно никогда его не понять.

От дальнейших… действий нас отвлекла Уголек, появившаяся на подушке и заверещавшая на своем трескучем языке. Демон заметно напрягся, прислушиваясь к ее трелям.