Годрик ухмыльнулся и, нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вышел из комнаты вслед за королем и своей женой.

Когда все вышли, Джеймс и Бренна еще долго молча смотрели друг на друга. «Как странно стоять перед ней в цепях и думать, что ее судьба находится в твоих руках», — думал Джеймс. Это была еще одна любимая забава Эдуарда — задавать головоломки.

Ее взгляд был ясным, и он почувствовал, будто она втягивает его своими зелеными, как изумруд, глазами. Опасная территория.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Ему хотелось бы ей поверить, но между ними накопилось слишком много вражды, чтобы он попался на эту удочку.

— Мне бы хотелось тебе поверить…

— Так поверь, Джеймс!

Она схватила со столика какой-то предмет и протянула его ему на раскрытой ладони. t'occhio del diavolo.

— Я сохранила его для тебя, — тихо произнесла она.

Он молча смотрел на кинжал, и ему вспомнилось все, что было с ним связано: как она напала на него, как он брил ее лобок, как с треском разрезал на ней платье, как держал кинжал у ее горла, когда он ее поймал. Сколько же между ними всего произошло!

Когда он брал кинжал, он задел пальцами ее руку, и его тут же окатила волна жара.

— Почему ты мне его даешь?

— Я знаю, что это не бог весть какой подарок, но… — она сглотнула, спустила е плеч сорочку и откинула назад голову.

Это был жест полной капитуляции. Сначала она ударила его кинжалом; потом его пытали и бросили в королевский застенок из-за ее картин. Вместе с тем они пережили столько моментов сжигающей страсти, такие минуты искреннего смеха! А сейчас она — просто и откровенно — предлагала ему себя. Он мог выбирать — остаться с ней или убить. Убить и забрать ключ от кандалов или простить ее и получить ключ от ее сердца.

Его недоверие и подозрения были велики, но ее символический жест затронул в его душе струны, которые значили для него больше, чем все ее извинения. Она сломала те же самые барьеры, как в тот день, когда заснула у него на руках. Он мог объяснить, почему она сердится, но у него не было ответа на вопрос, почему она ему доверяет.

Он отодвинул в сторону полог и сел на кровать рядом с ней.

Намеренно медленным движением он провел лезвием кинжала по ее шее. Он мог бы потребовать, чтобы она отдала ему ключ от кандалов.

Она ему доверяла настолько, что не только не вздрогнула, но даже не моргнула, когда холодный металл коснулся ее нежной кожи. Он засунул кинжал между ее грудей — в то место, где он был в тот роковой день, когда они поженились.

Он не станет силой отнимать у нее ключ. Если она хочет, чтобы он оставался ее мужем, она должна сама отпереть замок.

Она улыбнулась, давая понять, что понимает этот жест — он тоже ей доверяет. Круг их взаимоотношений замкнулся. Ее глаза напоминали ему изумруды. Ему захотелось обнять ее, прижать к груди и никогда больше не отпускать.

— Бренна, я не понимаю, как тебе удалось убедить короля выпустить меня из тюрьмы.

— Я сыграла на его тщеславии и написала его портрет.

— Ты написала новый портрет Эдуарда?

— Да, чтобы заменить все старые.

— На этих картинах король был голый? — вдруг заревновал Джеймс.

Она засмеялась:

— Не совсем. На нем была королевская мантия. Но на новом портрете я изменила пропорции его мужского достоинства, чтобы польстить ему. Чтобы двор ему позавидовал, а не делал бы из него посмешище.

Джеймс нахмурился. Ему совсем не нравилось, какой оборот приняла их беседа. Он взглянул на t'occhio del diavolo и про себя поклялся убить любого мужчину, который окажется голым рядом с его женой. Даже короля.

— Ты больше не будешь писать портреты обнаженных мужчин.

Она села и поудобнее устроилась на подушках.

— Я вижу, ты уже начинаешь мне диктовать, что именно я должна писать.

— Бренна… — предупредил он.

Она обняла ладонями его лицо и поцеловала.

— На портрете у короля не его достоинство.

— Нет?

— Нет.

— Ты не видела его? А тогда каким образом…

— Это было твое.

Джеймс так расхохотался, что заскрипела кровать. Значит, королевская голова и его… э-э…

— Мне показалось, что это подходящее наказание за те недели, что Его Королевское Тщеславие держал тебя взаперти.

Ему понравилась ее задумка. В этой женщине ему вообще нравилось многое. Ее ум. Ее запах. Ее страсть. Ее желание доверять ему, которое было достаточным для того, чтобы приехать в Лондон и заступиться за него.

— Джеймс, я испугалась, что может с тобой случиться. Я во всем виновата. Мне не следовало соглашаться с братом и бежать.

— Да, не следовало, — согласился он. — Ты моя.

Она хитро взглянула на опутывавшие его цепи:

— Похоже, это ты мой. Весь.

— Бренна, мы должны это обсудить. Когда я женился, я думал, что моя жена останется в замке Монтгомери, а я буду изредка ее навещать. Что это будет вполне сносная жизнь двух малознакомых людей, которые не любят друг друга, но вынуждены быть вместе. Я был эгоистом в прошлом и считал, что мне не нужна жена… Но сейчас я не хочу оставлять тебя в замке Монтгомери. Мои дела требуют долгих отлучек из дома. Меня слишком долго держали взаперти, и мне надоело жить на земле. Я хочу чувствовать на своем лице соленые брызги моря. Я хочу показать нашему сыну воду океана и волны и многие страны. Если ты не хочешь сопровождать меня в такой жизни, лучше позови королевскую стражу, покрепче зажми в кулаке ключ и оставь меня в цепях. Но если ты будешь там, где я смогу до тебя добраться, я увезу тебя с собой. Все эти месяцы, что мы были врозь, я только о тебе и думал.

Ее глаза заблестели от слез.

— Я хочу поехать с тобой. Мое искусство ужасно страдало, когда я жила в монастыре. От той скучной жизни мои картины получались безжизненными.

— Так вот в чем настоящая причина, по которой ты меня разыскала. Потому что тебя вдохновляет наша страсть и от этого твои картины становятся лучше.

— Нет, конечно… — начала она, но запнулась, понимая, что он просто ее поддразнивает. — Я люблю вас, милорд. Я верю, что вместе мы можем создать семью. Наша совместная жизнь будет лучше той, которую вел каждый из нас, когда был одиноким. После того как я узнала, что такое океан, даже Италия стала для меня слишком маленькой. Я доказала, что умею писать, и писать хорошо, на корабле.

Он был в восторге от ее слов. Он начал безудержно ее целовать.

— Значит, ты последуешь за мной?

— Да, милорд, с радостью. Когда мы встретились, я была заперта в своей комнате, а вы меня освободили.