ВЕРСИЯ № 4

Возможен элемент случайности. Нисколько не умаляя заслуг в проделанной колоссальной работе по оперативному обслуживанию подразделений охраны со стороны Николая Григорьевича Кравченко, автор считает, что Сталин симпатизировал высокому, плечистому, стройному красавцу с густой, как у него в молодости, шевелюрой. И когда встал вопрос о присвоении генеральского звания по просьбе Рузвельта, он остановился именно на подполковнике из Смерша. Это была им созданная и им названная контрразведывательная организация в Вооруженных силах СССР.

Вождь ведь был наркомом обороны Советского Союза, поэтому Главное управление контрразведки Смерш недаром было передано в НКО СССР. Виктор Семенович Абакумов состоял в его заместителях по безопасности.

А авторитет у Абакумова к этому времени был достаточно высок, и Сталин доверял ему больше, чем Берии, которого стал подозревать в угодничестве, мздоимстве и моральном разложении, считая это признаком заявки на преемственность. Но Сталин, хотя и стар был, не собирался уходить с политического подиума. А назначенцев на свое место сам выбирал. В разное время у него в этом качестве ходили и Кузнецов, и Воскресенский, и Пономаренко, и многие другие. А вот инициативы у подчиненных и проявлений подобных негативных черт вождь не переносил.

ВЕРСИЯ № 5

Молчание о деятельности генерал-майора Н.Г. Кравченко со стороны его самого, органов и кремлевских властей, возможно, было связано с историей выхода смершевца на немалую часть немецкой агентуры через дочь хозяина тегеранской таверны. Несмотря на полученные конкретные положительные результаты по разоблачению вражеских террористов, его могли профилактировать за эту «порочащую» связь.

Ведь «шила в мешке не утаишь», если оно, конечно, там было. Поэтому некоторым из сотрудников советской резидентуры в Тегеране, возможно, могла стать достоянием связь Николая Григорьевича с персиянкой, этакой есенинской «Шаганэ». Помните:

Эти контакты с иностранкой могли навредить репутации самого Кравченко из-за боязни так называемой в разведке «медовой ловушки».

Наверное, Сталину донесли этот «прокол» подполковника, но он рассудил по-своему, повесив ему на плечи золотые погоны генерала. Может, поэтому после 1943 года его прятали по медвежьим углам России.

Если рассказ П.Ф. Лубенникова правда, значит, такая утечка информации где-то, когда-то и кем-то произошла. Вот отсюда, очевидно, и была заинтересованность органов госбезопасности периода Ю.В. Андропова «архивами» и, возможно, написанными мемуарами отставного генерала — любимца Сталина…

* * *

Был Сталин и другим, глядя на утехи придворных. Придется немного углубиться в историю, чтобы показать степень реакции вождя на подобные «штучки».

Так, 2 января 1940 года к Сталину на ужин в Семеновское приехали Микоян, Андреев, Каганович и Ворошилов с Надей Тузовой — бывшей сотрудницей Коминтерна, его секретаршей, смазливой бабенкой, решившей тоже поздравить вождя. Сталин был в хорошем настроении. Он показал правительственную телеграмму от Гитлера, который накануне поздравил вождя с 60-летием.

— Ах, до чего же внимательный человек, вы смотрите, ведь вспомнил, — заикаясь, скороговоркой пролопотал Молотов, приехавший раньше других гостей.

А потом пошли «карачки», когда подменялась служба Отечеству службе «Вашему Превосходительству» — верноподданнические тосты, о которых когда-то впервые высказался художник Валентин Серов, рисуя портрет царя Николая II. Он тогда отметил льстивое окружение царя и россиян, никак не освободившихся от векового заискивания перед сильными мира сего.

Особенно старались в угодничестве Ворошилов и Микоян. И тут Сталин не выдержал:

— Фу, вы как псаломщики. За бутылку водки готовы продать все и вся. Даже отца родного и мать в придачу.

Наступила зловещая тишина, которая, как на фронте, в любую секунду могла взорваться открытием огня.

И стрельба началась:

— Вы все уже успели записаться в новые богатеи, в знатное сословие, стали вельможами. Каждый из вас превратился в барина, в боярина. Забыли, кем вы были, — скаламбурил хозяин. — Став наркомами, научились быстро воровать.

Эти слова бросили многих в жар. Учащенно забились сердца — грешки и грехи ведь имелись у каждого. Поэтому все притихли, понимая, что Сталин может погнать такую волну, что она превратится в цунами. И он, захмелевший от любимых двух вин, стоявших на столе — «Хванчкара» и «Чхавери», продолжил:

— Что вы съежились? Паучье племя испугалось возмездия? — Сталин повернул голову.

— Ворошилов, а ну-ка скажи, сколько государственных денег ты списал на свою светлость за счет бюджета?

Клим Ефремович, точно провинившийся ученик, вскочил со стула и встал в позу «руки по швам».

Сталин обжег его колючим, подозрительным взглядом, упиваясь единоличной властью. Он здесь был Хозяин в прямом и переносном смысле, Хозяин над домом и душами гостей. Хозяин Большой страны.

— Иосиф Виссарионович! Дорогой товарищ Сталин. Мы верой и правдой служим Родине, — трясясь от страха быть вывернутым наизнанку прозорливым вождем, отвечал надтреснутым голосом нарком обороны: — Лишнего мы ничего не позволяем. Живем, как все трудящиеся нашей великой страны.

— Андреев, — неожиданно взревел, словно бык, раскрасневшийся Сталин, — скажи нам, здесь сидящим, скажи сейчас, какую сумму истратил на личную персону народ-ный комиссар обороны, — слово «народный» он умышленно растянул по слогам, как гармошку-трехрядку на свадьбах.

Андрей Андреевич каким-то сиплым, неестественным, даже глуховатым голосом, в котором чувствовался страх, но явно подготовленный заранее, произнес:

— Климент Ефремович Ворошилов ежемесячно безотчетно тратит на «семейные нужды» по семьдесят тысяч рублей.

— Сумма баснословная, — тихо, весь багровея, промолвил Сталин. — Когда-то нищий слесаришка из Луганска, а сегодня красный маршал преподнес секретарше Тузовой бриллиантовое ожерелье, оцененное специалистами-золотарями в двадцать тысяч рубликов. Ворошилов, можно ли тебе после этого верить?! Отвечаю — нет! Мы попросим финансистов подсчитать все твои долги, которые ты должен немедленно погасить. Человек с заляпанной репутацией не имеет морального права оставаться на посту наркома обороны страны.

Завтра утром сдашь дела Тимошенко!

— Есть! — голосом провинившегося школяра отчеканил маршал.

Создавалось впечатление, что это был мини-спектакль, написанный заранее, с артистами и аудиторией, режиссером и постановщиком которого был сам юбиляр…

Но так только казалось. На самом деле все обстояло гораздо серьезнее, чем думали гуляки. Досталось тут многим гостям.