По указанию Сталина из депутатов Верховного Совета СССР была создана контрольная комиссия, в которую вошли Андреев, Поскребышев, Маленков, Шкирятов, Мехлис и Давыдова — любимая оперная певица вождя и не только певица…

Хмель быстро улетучивался. Унылые и без настроения после вечеринки «вожди» поплелись к своим прогревающимся машинам. Каждый думал о своих финансовых грехопадениях.

Комиссия работала почти месяц. Результат превзошел все ожидания. Выяснилось, что долг Ворошилова государству превысил семьсот тысяч рублей. Через неделю Андреев доложил Сталину, что Ворошилов рассчитался. Быстро наскреб «красный маршал» огромную по тем временам сумму и вернул ее в государственную казну, что спасло его от преждевременного увольнения, исключения из партии, а возможно, даже и гибели.

Комиссия нашла финансовые злоупотребления на большие суммы у Молотова, Кагановича, Калинина и других небожителей. Например, выяснилось, что «всенародный староста» беззастенчиво тратил на юных красоток-балерин десятки тысяч рублей. Из скромных «сбережений» ему пришлось внести в кассу 185 тысяч рублей.

После этого не только Клим Ворошилов лишился должности, но и Вячеслав Молотов был смещен с поста руководителя правительства. Сталин отобрал у него портфель председателя Совнаркома, совместив две должности: Первого секретаря ЦК ВКП(б) и председателя Совета народных комиссаров. «Пострадали» и другие зарвавшиеся партийные и государственные бояре.

«Что это такое? Понимаешь — из грязи в князи, — рассуждал Сталин после прочтения очередного акта комиссии. — Вместо скромного прикроватного коврика на стенах не ковры, а дорогие гобелены, горы хрусталя, полотна маститых художников. Откуда это все? На какие деньги куплено? Наверное, из музеев и дворцов бывших вельмож натаскано. Незаметно они, так называемые народные слуги, сегодня превратились в вельможей. Стыд и срам — козлы, и только…»

Ход мыслей прервал очередной звонок А.А. Андреева.

— Что, еще на кого-то накопал? — сердито буркнул вождь.

— Да, товарищ Сталин… готов доложить.

— Приезжайте…

Сталин и так мог неожиданно ударить. Но к каждому удару он готовился основательно.

В кабинете генерального прокурора СССР Руденко раздался телефонный звонок прямой связи — «кремлевка». Звонил Хрущев.

— Слушаю вас, Никита Сергеевич, — ответил внешне спокойно, правда, внутренне несколько волнуясь, генпрокурор — нечасто звонят вожди, — знающий, что по пустякам Первый секретарь ЦК партии обращаться не будет.

— Роман Андреевич, как дела, как жизнь? — начал он с банально простого вопроса.

— В основном работаем по главной линии — реабилитации. Есть много и уголовных дел… есть немало преступников без натяжек… за совершенные конкретные преступления посажены…

Не дав Руденко договорить, Никита Сергеевич неожиданно спросил:

— А скажи-ка мне, где служит «сталинский выкормыш?»

— ???

— Я имею в виду хохла тегеранского… Как его, кажется, Коробченко, Кириченко, Клименко, — вылетела совсем фамилия из головы.

— Наверное, вы говорите о Кравченко? — приосанился Руденко, ощутив, что помог хозяину в поиске точной фамилии заинтересованного лица.

— Да-да, это он, — орал в трубку Хрущев. — Надо его прощупать по тридцать седьмому или по периоду его службы в МГБ вместе с Абакумовым. Может, что и найдете. Не мог этот служака остаться незапятнанным и при Ежове. Они тогда много «наработали». Почти все занозы мы уже выдернули из «органов», а он, выходит, еще остался и продолжает служить. Такие чекисты мне не нужны.

— Я не помню, чтобы на него было что-либо серьезное, — с достоинством ответил Руденко. — Мне бы сразу же доложили.

— А вы со своими подчиненными поищите, поройтесь внимательнее. Дайте, в конце концов, команду военному прокурору.

— Узнаю обязательно все, что нужно, Никита Сергеевич, и сообщу вам.

— Перезвоните.

— Обязательно!

В тот же день генеральный прокурор СССР Руденко сообщил, что этот «сталинист» рулит армейскими контрразведчиками в Прикарпатском военном округе.

— Вот и хорошо. Пусть им серьезно займется твой товарищ, — приказал новый советский вождь.

— Никита Сергеевич, кстати, там у нас трудится толковый и цепкий генерал Лабутьев, военный прокурор округа, — четко ответил Роман Андреевич.

— Ну вот через него и действуйте. Надо этого «сталинского выкормыша», — опять повторился Никита Хрущев, — Кравченко убрать по компрометирующим материалам.

— А если их нет?

— Найти… Я вам приказываю… Вы что, прокурор или тряпка?

Руденко покраснел и тяжело задышал, услышав такую характеристику.

Пройдет несколько лет после этого звонка и произойдет еще один диалог Руденко с Хрущевым, только не телефонный, а живой. Дело будет касаться судьбы — жизни или смерти валютчиков.

Сын генерального прокурора Сергей Руденко вспоминал, показывая принципиальность своего отца Романа Руденко и волюнтаризм Никиты Хрущева:

«В 1961 году состоялся серьезный разговор отца с моей старшей сестрой Галиной. Отец сказал, что на состоявшемся заседании по делу валютчиков Рокотова и Файбышенко Хрущев потребовал применить к ним высшую меру наказания — расстрел.

Это означало придание закону обратной силы.

(Смертная казнь была в тот период отменена. — Авт.)

Отец в ответ заявил, что он с этим не согласен и лично не даст санкцию на такую меру, так как это противозаконно.

— А вы чью линию проводите, мою или чью-нибудь еще? — спросил Хрущев.

— Я провожу линию, направленную на соблюдение законности, — ответил отец.

— Вы свободны, — сказал Хрущев…»

В этом поступке весь новый вождь, который не считался ни с какими законами, не понимая, что право — исторический показатель, а не исторический фактор. И таких не поступков, а проступков и даже преступлений на своем веку было совершено Хрущевым немало…

* * *

Это было время «атушное» для органов госбезопасности. Кто их только не клевал и не топтал с разрешения Кремля! Только за два года нахождения в должности председателя КГБ лучший друг Хрущева по службе на Украине Иван Серов уволил из органов разведки, но в основном контрразведки, шестнадцать тысяч человек. К обреченным на увольнение подводилась статья «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников».

Но с «четырехлетними сельскими и городскими академиями» в тот период начальниками были и в Министерстве обороны, и в КГБ, и в Политбюро. Однако партийные чиновники почему-то считали себя совсем не малограмотными людьми.