в командировку по своему большаку. Федя, представ[ляешь] не найдешь, где стояла наша деревня, она заросла вся травой и издалека видно какие-то кустарники, т. е. высокая трава лебеда, которая означает кусты.

2) В лагерях мы с Катей вместе были 6 месяцев, вспоминали всё прожитое когда-то, всю свою жизнь молодую, в чем проходила до войны. Когда она лежала в больнице, и я ее посещала на дню три раза. Однажды, придя с работы, я побежала к ней, она сидит на койке и поет песню “В гавани далекой гавани, где моряки зажгли огни”.

Я тогда спрашиваю: “Катенька, тебе лучше много стало?” Она отвечает: “Да”. Я начинаю с ней разговаривать, она и говорит: “Вчера я видела во сне Толю и Федю и я с ними дралась. Да, а теперь бы поговорила бы я с ними, рассказала все свое горюшко и поделили бы пополам” и мы с ней горько заплакали.

И больше воспоминаний не было, т. к. у нее все время была сильная горячка, температура 40° и 41° и она бросалась часто на стенки, упадала с нар и с койки, так что было много происшествий с ней во время болезни, все не описать, а возможно встретимся, тогда все расскажу. Часто я ей говорила: “Катя, тебе не выжить”, она отвечала “Скорей бы, это тоже не жизнь. Ни обуть, ни одеть, ни поесть, мрешь с голоду, и лучше умереть”.

Федя, не расстраивайся, намерения были у нас у всех такие: или же умереть, или же покончить с собой, белый свет был не мил. Мы были закабаленные, ходили, шатались от голоду, а тут патруль фрицовский кричит; “Матки, шнель, шнель”, т. е. быстрей. От одного только слова “матки” текут слезы неудержимо. А когда была здоровая, ходила на работу, то часто вспоминала тебя. Тифом заболела в лагерях.

3) Мать не допустили к нам в лагеря потому что, где мы находились, кругом нас была колючая проволока, и стояли патрули кругом нас и гражданских никого не пускали. Некоторые люди пытались бежать из этого кошмара, то расстреливали сразу, как только выйдешь за эту проволоку. Как, например Машку (Василискину), Дуньку Якову расстреляли, а поэтому ходить было запрещено.

Отец похоронен без гроба, в лесу Мончаловском под большой елкой, а там же недалеко от него и Катя. Похоронить в одну могилу не было возможности. Отец и Катя похоронены в одном лесу Мончалово в 1943 году в феврале месяце.

Толя брат выехал совместно со складом 40[839] и очевидно попали также в лапы <к немцам>, а поэтому ничего и никаких известий нет.

Федя, о дяде Саше, я ничего не знаю. С великим удовольствием, но ничего не могу знать. И теперь насчет Андрея Андреевича. Петя, как я тебе уже писала, также умер от тифа, а про остальных ничего не знаю. Кто говорит, что убиты, а кто говорит, что немцы угнали, так что теперь их никого не осталось.

Мать твоя погибла от голоду в деревне Грешниково.

Федя, из ребят у нас погибло: Миша Скворцов, очевидно Ваня Баскаков, а остальные пишут все.

Немного о себе. Жизнь протекает хорошо, но одно плохо, что не имею родных. Работа очень легкая в конторе, работают одни девчата.

Да, Федя, очень жаль Катю. Только бы жить, но ее уже нет, и не существует. Интересно встретиться, рассказать все то, что было.

С приветом, Настя Соколова

В следующий [раз] напишу, кто погиб в этом кошмаре из знакомых».

Анализируя события, описываемые в письмах, мы можем сделать следующие выводы. Семью Ошеровых немцы выгнали из своей деревни во время первой Ржевско-Вяземской наступательной операции в январе 1942 г., а их деревня была сожжена. В немецкий лагерь они попали летом 1942 г., перед началом очередного наступления Красной Армии во время Ржевско-Сычевской операции. Совсем немного они не дожили до освобождения Ржева в марте 1943 г., погибнув в феврале 1943 г. от голода, болезней, непосильной работы на немцев.

В письмах упоминаются деревни Ржевского района: Дуракова Митьковского сельсовета, Грешниково Гришинского сельсовета, Мончалово Быковского сельсовета, Коростелево Коростелевского сельсовета. В марте 1943 г. сразу после освобождения Ржевского района Чрезвычайной государственной комиссией (ЧГК), занимавшейся расследованием преступлений оккупантов, был составлен «Акт Ржевской районной комиссии ЧГК о злодеяниях немецко-фашистских войск на территории Ржевского района Калининской области в период оккупации»[840]. В нем приводятся следующие сведения, подтверждающие слова автора писем:

«<…> За период оккупации района немецкие захватчики нанесли огромный ущерб гражданам, проживающим в районе. По уточненным данным, полностью сожжены и превращены в груду развалин и пепла деревни и даже полные сельские советы, как Митьковский, Коростелевский, Раменский, Антоновский, Зеленеченский, Ковыневский, Юрятинский, Тростинский, Становский, Красногорский, на территории которых находились от 815 населенных пунктов (деревень) с количеством от 20 до 150 домов. Всего сожжено и разрушено в районе 7 200 жилых домов, принадлежащих гражданам.

На основании актов и специальных расследований установлено, что немецко-фашистские захватчики в Ржевском районе грабили, истязали и истребляли советских людей. Немцы наряду с проведением грабежа одновременно истребляли и угоняли в рабство мирных граждан. Всего угнано в рабство в районе 3 887 человек <…>

В Гришинском с/с умерло от голода и тифа свыше 500 человек <…>

Всего за период оккупации района немцами истреблено мирных жителей, взрослых и детей 8 779 человек. Из них расстреляно, сожжено и повешено 796 человек, от бомбежек вражеской авиации и обстрелов погибло 1 274 человека. И умерло от голода и из-за отсутствия медицинской помощи свыше 6 700 человек».

В том же документе рассказывается об одном из трудовых лагерей для местных жителей: «В дер. Брехово Быковского с/с немецкие захватчики устроили лагерь матерей с детьми, куда согнали 1 000 человек жителей из окрестных деревень, разместив их в сараях и амбарах, и заставили их нести непосильный труд. Работающим выдавали по 200 грамм хлеба в день, напеченного из березовых опилок, а кто не в состоянии работать, тот не получал ничего и умирал от голода. В этих помещениях распространялся тиф среди населения. За два месяца от голода и тифа умерло 400 человек».

Всего, по данным ЧГК, на территории Калининской области погибло 40 876 человек мирных советских граждан, из них: расстреляно, замучено и сожжено живьем 5 772 человека, повешено 287 человек и 34 817 человек загублено вследствие невыносимых условий оккупационного режима, побоев, голода и холода[841].

Фронтовик Федор Николаевич Ошеров (1918–1976), узнав о гибели своей семьи, после демобилизации не вернулся в родные края, он поселился в деревне Нижнее Ладино недалеко от г. Архангельска, работал в колхозе.

Гибель семьи Ошеровых – один из многочисленных примеров трагедий ни в чем не повинных мирных жителей, оказавшихся в горниле войны. Простые крестьяне,