— И что будет потом?

— Змей сядет на престол драконьего государства, — она пожала плечами.

— А… Мансур?

— Это зависит от тебя. — Черные глаза устремились в мою душу. — Станешь женой Амана — Мансур останется жив. Я отпущу его, когда он не будет представлять угрозы для моего сына.

Как заставить себя дышать?..

— В ином случае он будет четвертован за измену. И ты все равно станешь женой Амана. — Шасиана встала. — Будь умнее, девочка. Думай прежде всего головой. Спокойной ночи, милая.

Она по-змеиному тихо выскользнула за дверь. А я осталась в сумраке, глотая горькие слезы. Что мне противопоставить Нагине, которая готовила этот заговор долгие годы? Даже если я буду на весь дворец вопить о том, что Шасиана изменница, мне никто не поверит.

Нагиня лишь рассмеется и приведет свидетелей, которые заверят султана, что Мансур готовил против него бунт. Судьба мятежного принца известна — смерть. Мучительная, долгая смерть. И позор.

— Будь ты проклята, Шасиана, — прошептала я, чувствуя, как мое сердце разрывается на части, истекая кровью.

Что-то капнуло на пол. Подняла руки, увидела огонь, который стекал с кончиков пальцев, и скривилась. Не от боли, а от понимания бесполезности моего дара.

Дара? Я усмехнулась. Какой же это дар, если приходится так дорого платить?

Это самое настоящее проклятие!

День Благодарности Богине начался с того, что я отвергла все дорогие наряды, которые мне принесли в комплекте с диадемами и прочей мишурой.

— Госпоже не нравится? — Хафса горестно вздохнул, заглянув в мое лицо.

Его тюрбан запрыгал возмущенно.

— Хочу надеть свое платье, прости, пожалуйста, — тихо, но твердо сказала я и кивнула Лайле.

Она достала из сундука то самое платье, которое мне дала Айше, когда подбирала гардероб бедной послушнице, которую зачем-то похитил Мансур.

Ткань холодной волной прокатилась по телу, когда мы отошли за ширму. Я поправила складки, подошла к зеркалу, и мне вновь показалось, что на моем пути просто очутилась какая-то незнакомка в роскошном нежно-персиковом платье с талией под грудь. Одно плечо у него было обнажено. Так непривычно и смело, но мне понравилось. Подол струился невесомой летящей тканью до самого пола. Так красиво!

Я развела руки в стороны и закружилась. Подол вспорхнул вслед за мной, напоминая бутон диковинного цветка.

— Необычно, — одобрил Хафса, склонив голову на бок, так что тюрбан, казалось, тоже меня разглядывает. — Наши модницы будут себе локти кусать!

Это меня как раз не волнует. Я надеваю этот наряд только для Мансура. Хочу, чтобы напоследок он увидел меня такой. И запомнил именно эту девушку. А не ту несчастную, заледеневшую внутри магиссу огня, которой я стану после того, как меня сделают женой Амана. Мой огонь погаснет навсегда. Пусть же сегодня он горит как никогда ярко!

Огромный зал был полон гостей. Все они замерли, когда мы с Лайлой вошли. Что ж, любуйтесь неведомой зверюшкой в зоопарке султана — последней магиссой огня! Я вздернула нос повыше и прошествовала к султану, который сидел во главе стола. Рядом с ним блистала Шасиана, по ее правую руку Аман уже обнимал кувшин с вином.

А вот и Мансур. Как сияют его глаза! А белый кафтан делает моего дракона похожим на божество, сошедшее с небес — прямиком в мою жизнь, чтобы сделать меня счастливой, пусть и на короткий срок. Я буду помнить каждый его поцелуй, каждое мгновение, что любимый подарил мне!

Торжественные речи, поднятие кубков, развлекательная программа — все так быстро пронеслось перед глазами!

— Пришла пора магиссе объявить, кого она выбрала в мужья, — пропела Шасиана, буквально окунув меня в яд.

— Сначала я хочу потанцевать, — встала и посмотрела на Мансура. — Позволишь тебя пригласить?

— К-конечно, — удивленный, он поднялся и подал мне руку.

Мягкая нежная мелодия поплыла по залу — как и мы. Я не умела танцевать, но с ним все получилось само — просто доверилась этому мужчине, который чутко и бережно повел меня в танце, заставив порхать.

— Ты великолепна, — прошептал он мне на ушко, и мириады мурашек верхом на звездах прокатились по моей коже, которая горела, жаждала, тосковала по его объятиям, поцелуям и прикосновениям.

Меня пронзило удовольствие и одновременно горькое сожаление. Теперь я безумно жалела, что не догадалась об этом раньше! Я должна была отдать свою невинность тому, кого люблю всей душой, мечтая, что эта ночь завяжется бутончиком в моем чреве и принесет в положенный срок дитя. Которое и займет потом трон — вопреки всем мечтам Шасианы!

Ведь именно этого и хочет любящая женщина — родить малыша от своего любимого!

Я остановилась посреди танца.

Мансур тоже встал.

— Найяна, что? — он с тревогой вгляделся в мое лицо. — Тебе плохо?

Нет, мне очень, очень хорошо! Ведь я кое-что осознала! И это настолько важно, что…

— Мне… да, мне нехорошо, — прошептала я, широко улыбнувшись и надеясь, что он простит мне эту маленькую ложь. — Пожалуй, надо прилечь ненадолго.

— Куда же вы? — Шасиана, вся на страже будущего своего отпрыска, подошла нам.

— Найяне нездоровится, — сухо пояснил мой дракон. — Ей нужно отдохнуть.

— Пусть сначала объявит, кого выбрала, — Змея явно нервничала.

— Пусть это немного побудет интригой, — с огромным удовольствием почти что выплюнула я в ее безупречно красивую морду.

— Казнить вас за такое мало! — будто в шутку бросила она, прозрачно напомнив мне свой недавний ультиматум.

— Думайте, что говорите! — Мансур подхватил меня под руку и увлек к двери.

— Помни, магисса, от этого решения так много зависит! — несся нам вслед крик Нагини.

— Что ты делаешь?.. — я изумленно ахнула, через полчаса увидев Мансура, который карабкался по стене рядом с моим балконом.

— Догадайся! — ухмыльнувшись, он запрыгнул на него и прижал меня к себе. — Ты должна была отдыхать!

— Вот кто точно не отдыхает, так это люди Шасианы, — прошипела я, затолкав его в комнату. — Сейчас сюда ворвется армия!

— Плевать! — мой дракон отмахнулся. — Я тебя люблю! И отлично знаю, Найяна. Объявив о своем решении, ты назовешь Амана, верно?

— Откуда ты?.. — я вновь ахнула.

— Чем тебя шантажировала Шасиана? — он усмехнулся. — Не удивляйся, эту гадину я тоже отлично изучил.

— У нее есть свидетели, которые подтвердят, что ты готовил бунт, и тебя четвертуют! — голос задрожал.

— Какая же она мразь! — прорычал он, потемнев лицом. — Но если бы не это, тогда кого бы ты выбрала?