– У астрархов тоже нет жала, – сказал Маони.

– Вы упрямец, драйвер, – промолвил Варданов осуждающе. – Возьмем людей. Люди также анатомически неприспособленны к подавляющему большинству своих исконных занятий…

– Люди и не занимаются астроинженерией.

– …но люди создают «вторую», технологическую, природу, которая восполняет им отсутствующие естественные качества. И астроинженерия для человечества – дело самого ближайшего будущего.

– У пчел нет никакой «второй природы»!

– Инсектоиды, пчелоиды, – фыркнул Маони. – Несерьезно это. Предком человека был хищный и потому жизнеспособный зверь обезьяна. Вот человек и стал разумным. И те же звероящеры, с их религиозным почитанием нашей не бог весть какой замечательной космической техники, тоже, небось, не траву кушают!

– Пардон, обезьяна не хищный зверь, – мягко заметил Фрост. – А всеядный. Как свинья, например. И обезьяна не была предком человека. Это старинное эволюционное заблуждение, древнее которого – только божественный акт творения «по образу и подобию» и прочие поверья о демиургах. У нас с обезьяной был общий предок, но впоследствии наши пути разошлись и весьма далеко. И этот общий предок, между прочим, жил в океане.

– Неважно, – отмахнулся Маони. – Я солидарен с Костей и тоже считаю, что монтаж орбиты Псаммы проходил без участия автохтонов. Будь то пчелы, будь то равноноги и стрелохвосты. Тут побывал астрарх с настоящей головой, а не условной. Он имел цепкие руки и острый разум. У него были достойные предки – хищные, зубастые, жизнестойкие!

– Если только тебя это не оскорбит, – снова вмешался Фрост, – то упомяну, что мы произошли от твари, питавшейся планктоном.

– Не верю! – воскликнул Маони. – Не знаю, как твой, а лично мой предок жрал сырое мясо. Он был хищник, с горячей красной кровью и вот с такущими когтями и клыками!

– Про хищника – это вы красиво, – бесцветным голосом сказал Варданов. – Эмоционально. Но если принять во внимание сам факт существования Галактического Братства, это ваше высказывание в значительной мере напоминает рецидив примитивного антропоцентризма. Должно быть, Гвидо, вам очень обидно, что среди разумных рас нашей Галактики преобладают рептилоиды, а отнюдь не млекопитающие и наипаче не гуманоиды. Ну, тут уж ничего не поправить… Благодарю за ужин. Впредь я хотел бы просить коллегу Кратова стараться ставить себя на их место.

– На место кого? – осведомился Костя. – Пчел?

– Именно, – с некоторым сожалением сказал Варданов. – И тогда, быть может, в решающий момент кто-то иной поставит себя на ваше место. Спокойной ночи всем.

Когда дверь за ним затворилась, Костя с облегчением вздохнул и спросил:

– А что, господа звездоходы, все ксенологи таковы?

– Зануды? – уточнил Маони. – Нет, не все. Но в полевых условиях – по преимуществу…

– Стереотип профессионального поведения, – пояснил Фрост, торопливо набивая трубку и закуривая. – Он ведь прав. Если что-то неясно, лучше перестраховаться, чем после грызть локти.

– А из-за чего весь сыр-бор? – возмутился Костя. – Из-за единственного неподтвержденного факта якобы имевшего якобы место якобы вмешательства в тутошнюю небесную механику неких мифических Археонов!

– Я уж и сам начал сомневаться, – сказал Маони. – И не сильно расстроюсь, если на галактической базе мне с математическими выкладками на руках докажут, что такая орбита вполне может сформироваться естественным образом. Только бы не ославили по всей Галактике.

– Ну и переживешь, – сказал Фрост. – Лучше скандальная слава, чем никакой. Было бы хуже, если бы мы встретили Чужой Разум, не распознали его и принялись это самое… подвергать аутопсии. А потом бы вдруг разобрались. Каково?!

– Да пчелы это! – в сердцах воскликнул Кратов. – Летают себе, гудят, суетятся без толку. А вы заладили – Чужой Разум, Археоны…

– Давно хочу вас спросить, – сказал Маони. – Почему именно пчелы? Я видел одну, пролетала тут неподалеку. Не так уж много в ней было пчелиного. Более всего она напомнила мне дирижабль.

– Дирижабли не строят ульев, – ввернул Костя.

– Уж и не припомню, кто их так назвал, – замялся Фрост. – Не то у Геснера кто-то, не то у Рейхани… не то я, грешный. Просто первое, что пришло в голову. Игра случая.

– То есть могли быть и мухи, и осы, – сказал Маони. – И оводы. И шмели.

– Только не мухи! – запротестовал Костя. – Для мух они слишком красивы. Одни глаза чего стоят. Будто мозаика из самоцветов!

– Ты, братец драйвер, не видал еще наших тропических двукрылых, – усмехнулся Фрост, пуская изо рта дым колечками.

– Ваша правда, – сказал Маони. – У пчел изумительный красный цвет. Оттенок кованой меди.

– Ты ошибаешься, – возразил Костя. – Пчелы серые. А вот наземные формы сплошь красные.

Маони подумал.

– Я видел красную форму, – сказал он убежденно. – Эта форма летела.

– Бывает, – покивал Фрост. – Посиди-ка на двух солнышках час, другой.

– И все же… – пробормотал Маони и задумался.

– Может быть, мы упустили из виду еще кого-то? – спросил Кратов.

– Пардон! – сказал Фрост. – Это исключено. Мы же здесь не первые. Достоверно установлено, что на Псамме летают только пчелы. Яркий пример приспособительной эволюции. Не умей они летать, их в два счета извели бы стрелохвосты и равноноги. Которые теперь в сторону улья даже не глядят.

– Вообще-то странновато, – сказал Костя. – Такая огромная планета – и такая бедная фауна. И только одни пчелы, которые летают.

– Я-то понял, что ты имеешь в виду, – покивал Маони. – А любопытно, достанет ли тебе мужества поделиться своими соображениями с Вардановым?

4.

Пчелы выглядели сильно встревоженными. Они звеньями вылетали из щелей улья, отчаянно гудели и выписывали в раскаленном воздухе сложные фигуры. Иногда какая-нибудь из них набиралась отваги, отделялась от своего звена и закладывала низкий вираж над головами людей.

Костя лежал на спине, разметав конечности и зажмурившись: он воображал себя на диком пляже Берега Потерянных Душ и потому ничего этого не видел. Фрост тоже и ухом не вел – пчелиные эволюции его давно уже не впечатляли. И только Варданов, осторожно выглядывавший из-за песчаного гребня, никак не мог удержаться, чтобы инстинктивно не пригнуть голову.

– Так называемый «виляющий танец», – комментировал Фрост звучным голосом, словно экскурсовод в зоологическом саду. – Назван по аналогии с информационными танцами земных пчел. У здешних же, как установлено многократными наблюдениями, практически никакой информации не несет, поскольку в основных чертах повторяется вне зависимости от изменения ситуативной среды.

– Они взбудоражены, – сказал Варданов. – Не знают, как с нами поступить. Игнорировать или атаковать. И так каждый раз. Разве это не информация?