Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этой же почте я получил указ о пожаловании меня в Архиепископа, писанный 4 мая 1850 г. Где он бродил — неизвестно; а других бумаг из Святейшего Синода нет никаких.
Из письма сына моего, Гавриила, которое тоже получено ныне, я вижу, что ректора, которого я требую уже несколько лет, не будет и в нынешнем году, равным образом и тех миссионеров, о которых мне писал Владыка наш прошлого года, т. е. берегом ко мне никто из духовных не едет. Последние, быть может, пришли на кругосветном судне; но я об них не имею никакого известия ни откуда.
Нет никакого решения и о переноске кафедры. И даже не получил еще я никакого уведомления и от Высокопреосвященнейшего Никанора касательно того — послать ли священника на Амур для посещения живущих там русских, и крестить ли Гиляков — о чем я писал к нему от июня прошлого года с возможною подробностью и просил его наставления, но нет ничего и по сие время (значить и к нему мои писания должны прекратиться). И если ничего не получится и на будущей почте, то я нахожусь в затруднении касательно сего нового края. Из писем Г. Невельского слышно, что привезется и походная церковь, и он чрез г. Кашеварова просит меня назначить туда сына моего, Гавриила; а между тем, из Святейшего Синода нет ни буквы об этом. Ужели все это происходить от неумения написать ко мне адрес (о чем я писал даже официально) иди от незнания русской географии почтамтскими подьячими? Бог знает!
Не радостные сведения сообщает мне сын мой о наших синодальных властях узкорукавых (следовательно, деятельнейших). Граф[179] послал его к Войцеховичу[180] и Сербиновичу[181]. Войцеховича он мог застать дома только один раз, и он наговорил много, но ничего не сказал дальнего и решительного. У Сербиновича был он три раза, и он каждый раз говорил ему, что он хочет поговорить с ним об Америке, но в два раза ничего не говорил; только в последний раз читал ему мой отчет и спрашивал его, так ли это!!?? Растолкуйте, пожалуйста, что все это значит? О г. Войцеховиче я не удивляюсь. Но не могу понять перемену в г. Сербиновиче. Прием его прямо показываете, что как будто хотел подарка. Но этого быть не может. Он не из таких. Что касается лично до меня, то я нисколько не забочусь о том, как они обо мне думают и к какому разряду меня причисляют, потому что я ничего от них не ищу и не желаю собственно для себя. Но очень жаль, что они мало обращают внимания на дела наших церквей и миссий. Это им не принесет чести. До сих пор я писал и еще нисколько времени буду писать к ним скромно и тихо; авось услышат! Но если ничего не будет еще и два будущие
года, то я заговорю громко, несмотря на то, хотя бы это для меня кончилось Соловками[182], лишь-бы только ревность моя была не по разуму. Мне нечего терять! Но да избавить Господь меня и их от этого! а я отнюдь не желаю этого; а только хочу сказать, что если потребуюсь обстоятельства, — я не побоюсь их силы. Сделайте милость, научите, как и что мне делать, чтобы заслужить и получить опять их милость и благоволение? Я готов даже просить прощения, если хотя каплю виноват пред ними; готов даже кланяться последнему подьячему, лишь-бы только была польза нашему деду. Только одного они не дождутся от меня никогда, т. е. подарков или взяток. Я не беру сам, и не давал и не дам никому. Вы сами это подтвердите. Но пока опять довольно до почты 19 июня.
29 приехал к нам в Аян г. Корсаков и он мне доставил от Вас книгу: «Мысли о православие»[183]. От нечего делать я переписал копию с моего письма, писанного Графу, о коем упомянуто выше, и я ее посылаю на имя Ваше, прилагая к письму просто без печати. Прочтите и истребите и, разумеется, если будет угодно Владыке, передайте ему. Я ему послал также копии с отчета и с записки о перенесении: кафедры; если угодно, прочтите и напишите мне Ваше мнение, о чем Вы заблагорассудите.
Представьте мое положение. 4 числа июля пришла из России почта и, сверх всякого чаяния, я ни из Святейшего Синода, ни от Графа не получил ни строки, а между тем Пчела от 17 апреля. Этого мало! 5-го числа пришло из Америки судно, и я узнаю, что ожидаемые мною двое для миссий не пришли на кругосветном судне. А присланный в 1848 году из С.-Петербурга иеромонах Филарет помешался в уме и прислан ко мне в Аян, и я должен буду отправить его в Якутский монастырь. Находящейся в Ситхе священник Омофоровский ни за что не хочет оставаться в колониях дальше осени. Что прикажете делать? И даже иеромонах Николай просится на выезд. Но этого я надеюсь упросить, и формально и буквально буду ему кланяться. Больше мне делать нечего.
Бога ради, молитесь обо мне, да не овладеет мною совершенно уныние.
С совершенным почтением и любовью честь имею быть Вашим, Милостивого Государя, покорнейшим слугою
Иннокентий, Архиепископ Камчатский.
6 июля 1851 Аянский Порт.
Письмо 94
Мир и благословение от моего недостоинства Вам, мои возлюбленные о Господе, Николай Емельянович и сестрица, Александра Никитишна!
Не знаю, как и чем я могу возблагодарить Вас за Вашу любовь ко мне, которую особенно доказали Вы в судьбе моего сына! Один только Всевышний Отец может достойно воздать Вам за Ваши многие и совершенно бескорыстные заботы и хлопоты относительно женитьбы сына моего. О чем посильно молю и буду молить Его, Всещедрого-доныне удивляющего на мне милости Своя. Ежели бы потребовалось и было бы возможно и нужно благодарить Вас только словами, то я готов бы исписать целый лист — благодарю — искренно благодарю, и проч. и проч. Но слова-всегда только слова или знаки-не более.
Да, воздаст Вам Господь за то радостью о детях Ваших!
Письма Ваши, Николай Емельянович, от б января и 3 февраля я получил в Аяне 13 апреля. Ка́к я Вам благодарен, что Вы не послушались Гаврила моего, и не послали письмо Ваше в Охотск, а в Аян! иначе-я и по сю пору (12 июня) не имел бы никакого известия о