У Ильи были все основания для спешки: второй где-то возле дома, и неизвестно, есть ли у него оружие.

Долговязый не подавал признаков жизни.

– Илья, развяжи меня! Быстрее!

Ее вытянутые вперед руки дрожали.

– Тихо, девочка, – уговаривал Илья. – Сейчас ты поднимешься на второй этаж и останешься там до тех пор, пока я не разрешу тебе спуститься. Ты поняла меня, Сима? – Он сжал ее лицо в своих ладонях, поймал мечущийся взгляд. – Поднимаешься наверх и не спускаешься, пока я не позову, – повторил он на всякий случай.

– Макс! Там Макс! Пусти меня! – Она оттолкнула его руки и, пошатываясь, побрела к лестнице.

Илья проводил ее долгим взглядом, и только услышав, как скрипнула дверь на втором этаже, вернулся к долговязому.

– Ты не учел главного, – прошептал он, обыскивая карманы преступника, – в этом доме я на своей территории.

Входная дверь открылась практически бесшумно. Сквозняк колыхнул портьеру, взъерошил волосы Ильи. Он стремительно обернулся.

Выстрел и звук захлопнувшейся двери раздались одновременно.

Илья выбежал на крыльцо – никого! Где он мог спрятаться?

Из-за дома раздался рев мотора – на подъездную дорожку вылетел мотоцикл.

Илья прицелился. Он не был силен в стрельбе, но существовал шанс, что он не промажет и попадет в колесо. Он уже готовился нажать на курок, когда из дома донесся душераздирающий крик.

Рука дрогнула, пуля царапнула ворота. Мотоцикл, поднимая тучи пыли, стремительно удалялся.

Илья чертыхнулся и бросился к дому.

Долговязый ничком лежал возле камина. После такого удара он еще долго не придет в себя, но лучше перестраховаться.

Илья шагнул было в сторону неподвижного тела, но доносящиеся со второго этажа звуки заставили его передумать. Перепрыгивая через две ступеньки, он рванул вверх по лестнице.

Дверь, ведущая в одну из спален, была открыта.

На голой, ничем не застеленной кровати лежал мальчик. Смуглая, скуластая мордашка, каштановые волосы. На тонкой шее – серебряный крестик на веревочке. Синяя футболка выбилась из джинсов, обнажая впалый живот. На ногах – полосатые носочки и белые кроссовки с развязанными шнурками.

На полу перед кроватью, уткнувшись лицом в пыльный матрас, сидела Сима. Ее трясущиеся руки шарили по худенькому тельцу ребенка. Матрас не заглушал истошный звериный вой.

– Сима! – Илья с трудом отлепил побелевшие пальцы от двери и перешагнул порог. – Сима, что случилось?

Она вздрогнула, очень медленно обернулась. Илье показалось, что прошла целая вечность. За эту вечность он успел несколько раз умереть.

Никогда в жизни он так не боялся. Он свято верил, что родительский инстинкт отсутствует у него напрочь, и не мог понять отцов, с умилением демонстрирующих всем желающим фото своих ненаглядных отпрысков. Дети, эти шумные, непонятные существа, вызывали в нем только тихое раздражение и ничего больше.

Илья никогда раньше не встречался с мальчиком, лежащим на узкой кровати. Он увидел его всего лишь несколько секунд назад, но уже точно знал, что стройные ряды безумных папаш пополнились еще одним членом.

Это его сын! И с ним не может случиться ничего плохого… Никогда! Ни за что!

Им еще нужно познакомиться, научиться доверять друг другу. Они станут настоящим друзьями. Он научит сына водить машину, ведь все мальчишки обожают технику. Он будет брать его с собой на тренировки. Он будет встречать его из школы и помогать с домашними заданиями. Вместе они станут ходить на футбол, кататься на роликах и резаться в «Дум». Им еще так много предстоит постичь…

Он увидел бесцветные глаза Симы…

– Он не дышит… Я пыталась его разбудить, а он все не просыпался… Я его даже ударила… Понимаешь? Я ударила своего ребенка!

Футбол, ролики, «Дум», домашние задания – ничего этого не будет. Он не успел…

Комнату заволокло багряным туманом.

– Ты уверена? – Илья попытался оторвать Симу от ребенка. – Ты абсолютно уверена?

– Пусти! – она мертвой хваткой вцепилась в синюю футболку. – Уйди! Не трогай нас!

– Сима, перестань! Мне нужно убедиться… – Илья сам не знал, в чем ему нужно убедиться. Он просто хотел дотронуться до своего ребенка.

– Уйди, уйди, уйди! – костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Она не хотела, чтобы он разделил с ней горе. Она не хотела подпускать его к сыну.

– Сима, не мешай мне! Может, мы еще сможем спасти его…

– Он не дышит!

– Пусти меня, черт возьми! – Он ударил ее по лицу, наотмашь, со всей силы.

Сима не издала ни звука, лишь прижала ладонь к щеке и медленно, словно тряпичная кукла, сползла на пол.

Его сердце разрывалось, рука горела огнем.

– Прости меня, – он склонился над мальчиком, – я должен попытаться.

Илья не знал азов реанимации. Он не знал, с чего нужно начинать. Он просто рванул вверх синюю футболку и прижался ухом к тому месту, где, по его разумению, должно было быть сердце.

* * *

Сквозь закрытые веки пробивался солнечный свет.

Ее мальчика больше нет, а солнце продолжает светить. Так не должно быть. Должна наступить кромешная тьма. Часть этой тьмы уже начала заполнять все ее существо. Скоро она выплеснется наружу, и у солнца не останется ни единого шанса.

Свет померк.

Вот оно, начинается…

– Дура!!! Какая же ты дура!!! – в голосе слышалась смесь злости и радости.

Снова он. Ну почему он не может оставить ее в покое даже в такой момент?

Не открывая глаз, Сима попыталась оттолкнуть его настойчивые руки.

– Оставь меня! Ну, пожалуйста…

– Он жив! Мальчик жив! Он просто очень крепко спит! Понимаешь ты, истеричка?!

В этот момент Илья готов был придушить ее собственными руками за тот ужас, который пережил по ее вине. Он поверил ей безоговорочно. Разве мать может ошибаться в таких вещах?! Разве у нее есть право на такие чудовищные ошибки?!

Он поверил ей, и поэтому слабое, чуть слышное «тук-тук» принял за слуховую галлюцинацию.

Нельзя обольщаться. Потом будет еще тяжелее. Но на всякий случай, просто чтобы не мучиться бесплодными надеждами, Илья прижал пальцы к тонкой детской шейке и отчетливо почувствовал слабую пульсацию.

Где-то на окраине сознания вновь замаячили призрачные образы: футбол, домашние задания, ролики, «Дум», огромный праздничный торт, перемазанная шоколадом смуглая мордашка его сына (все дети любят шоколад), улыбающаяся Сима перебрасывает через плечо «высокотехнологичную» косу…

Пасторальная картинка мигнула и погасла.