— Как я понимаю, погода на ваших делах не сказывается.

— Вы про убийства? Их число чуть возрастает при сильной жаре и чуть уменьшается при сильном холоде. В конце года мы заняты как и всегда.

— И в такие трудные времена дел у вас только прибавляется.

— Если на то пошло, в трудные времена убийств становится существенно меньше, но с возвращением процветания их количество возрастает.

Отец Билл нахмурился.

— Вроде бы противоречит здравому смыслу.

— Этому удивляются все, от теоретиков до таких, как я, воюющих на передовой. Но ситуация именно такова. В последнее время, естественно, убийства Лукасов и Вобурнов подпортили статистику.

— Такие трагедии. Ужасно. И объяснения нет. Вы расследовали оба дела?

— Нет, — ответил Джон. — Но я пришел к вам отчасти и из-за этих убийств, отец.

В последние недели Джон пересказывал историю Олтона Тернера Блэквуда чаще, чем в прошедшие двадцать лет, но каждый пересказ давался ему с огромным трудом. Как и с Нельсоном Берчардом и Лайонелом Тимминсом, он начал с убийств четырех семей, включая его собственную, рассказывал без эмоций, сжато, только с существенными подробностями, как описывал бы место преступления на судебном процессе. Тем не менее, как и всегда, слова резали его, словно ножом.

С состраданием, столь уважительным, что оно ни разу не смутило Джона, отец Билл время от времени реагировал словами сочувствия, не опускаясь до жалости, выражал соболезнования так сдержанно, что не приходилось сомневаться в их искренности. Когда Джон перечислял параллели между убийствами двадцатилетней давности и нынешними, отец Билл слушал как зачарованный, охваченный ужасом. Он еще и встревожился: в городе появился имитатор, повторяющий преступления серийного убийцы из достаточно далекого прошлого.

Последние слова Олтона Блэквуда, единственную часть истории, которую Джон утаил от Николетты, заставили отца Билла нахмуриться. Лицо его стало еще более мрачным, когда Джон озвучил свои опасения, что Блэквуд каким-то образом оказался в разуме Энди Тейна, как раньше проник в разум Билли Лукаса. Джон методично изложил все имеющиеся у него доказательства очевидного присутствия сверхъестественной силы — впервые открылся, потому что говорил с человеком, который мог ему поверить, и отец Билл выглядел теперь как тренер футбольной команды, игроки которой проигрывали, а он не одобрял их настроя.

— Я надеюсь, что мне удастся найти безопасное место, где моя семья сможет пережить десятое декабря. Если в моем доме что-то есть — привидение, призрак, дух, я не знаю, что именно, — если что-то там есть, а я абсолютно уверен, отец Билл, что есть, тогда мне надо знать, как от этого «что-то» избавиться, как сделать мой дом безопасным, превратить его в крепость. Потому что, если мы сможем пережить десятое декабря, думаю, все закончится. По крайней мере, я должен на это надеяться. Не знаю, что еще можно сделать.

Священник задумчиво кивнул, развернулся в кресле к окну, посмотрел, как мокрый снег сползает по стеклам, размышляя над услышанным.

Полностью выговорившись, обнажив свои самые глубинные и необычные страхи перед человеком, способным воспринять их серьезно, Джон ощутил даже большее облегчение, чем ожидал. Он не избавился от тревоги, но ощущение полной беспомощности ушло, беспомощности, которая буквально блокировала все его мысли.

Отец Билл повернулся к Джону.

— Рузвельт был прав, говоря, что нам нечего бояться, кроме самого страха. И наш страх может пожрать нас, если мы противостоим ему в одиночестве. В этом я могу вам помочь, Джон.

— Спасибо, отец Билл, — в голосе Джона слышалось облегчение. — Я только не знаю, как это сделать. Это ведь дом — не человек. А призрак, как я понимаю, не что-то демоническое. Поэтому, возможно, речь должна идти не об экзорцизме в классическом понимании…

Отец Билл покачал головой.

— Если мы верим в главенство римской католической церкви и ее толкования в этой области, тогда мы не должны верить в призраков. Души усопших не могут задерживаться в этом мире. Они отправляются к Богу или в Чистилище и не в силах вернуться ни при каких обстоятельствах. Спиритические сеансы и все такое — грешно, пагубно, опасно для разума и души.

— Да, я понимаю, действительно понимаю, но если дьявол — принц этого мира, как говорит церковь… разве он не может освободить чью-то душу из преисподней, чтобы она довела до конца начатое при жизни?

На лице отца Билла отражалось сострадание, в глазах стояла печаль. Но, когда он заговорил, в голосе слышались едва заметные нотки нетерпения:

— Мы прошли длинный путь за последние сто лет и уходим еще дальше с каждым последующим десятилетием. Но полный расцвет веры в наше время сдерживается средневековыми идеями, из-за которых церковь выглядит безнадежно легковерной. Вера — не суеверия, Джон. Суеверия — пятно на вере, извращение религиозного порыва и, возможно, роковой грех.

Слова священника поставили Джона в тупик. И он попытался прояснить то, что счел непониманием:

— Заверяю вас, отец Билл, я не зарываю во дворе головой вниз статуэтки святого Антония, чтобы привлечь покупателя на дом, который никак не продается, или что-то в этом роде. Я знаю людей, которые подмешивают к вере немного вуду и не понимают, что делают. Но если и жил человек, который заработал восхищение и содействие демонов, так это Олтон Блэквуд. Он…

На этом отец Билл его прервал, но нотки нетерпения из голоса исчезли, уступив место добродушному здравомыслию:

— В век атомного оружия нам не нужны ад и демоны, суккубы и инкубы вместе с вампирами у нашего порога. Нам нужны банки продовольствия, Джон, магазины для бедных, ночлежки для бездомных и мужество выражать нашу веру в общественных делах. В свое время в каждой епархии был священник, владеющий ритуалом экзорцизма. Уже восемь лет в нашей епархии такого нет, а бедняга, который занимал этот пост, больше не священник.

Свет в кабинете падал таким образом, что тень Джона не ложилась на стеклянный столик и, соответственно, не отражалась в нем.

— Но, отец, разве мы не можем иметь банки продовольствия и ад?

Священник рассмеялся. В голосе слышалось облегчение.

— Если вы можете шутить над этим, значит, сумеете справиться с этой проблемой.

Но Джон задал вопрос серьезно, без тени шутки:

— Вы сказали, что можете мне помочь. Каким образом?

— Вы двадцать лет прожили, страшась возвращения Блэквуда. Травма, вызванная убийством вашей семьи, а потом конфронтация с ним лицом к лицу не могли пройти бесследно. Когда произошли недавние убийства, со случайными совпадениями с преступлениями того монстра, вы оказались запрограммированы на поиски знаков и предначертаний даже в самом обычном. Скажем, в шуме воздушных пузырей в водопроводных трубах. В дурном запахе в комнате-прачечной.

Произнося эти слова, отец Билл рылся в бумажнике. Достал визитную карточку. Выложил на стол, словно начиная игру в покер.