и еще мезодермальные клетки, которые соберутся в трубки, образующие впоследствии почки и половые органы (например, в мюллеров проток – отсылаю тут внимательного читателя к началу второй главы). Кстати, еще до всех этих событий в задней части эмбриона обособились первичные половые клетки, в которых заблокирована транскрипция и трансляция, чтобы весь биохимический шторм, бушующий вокруг, никак на них не отразился – теперь они мигрируют в новообразованные гонады, и если эмбрион мальчик, то будут там спокойно ждать полового созревания. А если девочка, то немножко поделятся, войдут в первое деление мейоза (вследствие чего их количество, в отличие от мужских, уже не сможет увеличиться) и тоже замрут в ожидании светлого будущего.

Человек почти готов, но пригодился бы ему еще и скелет. Тут удивительно, что в формировании костей головы (причем всех: и челюсти, и слуховых косточек, и черепа) принимают живейшее участие клетки нервного гребня – те, что выселяются вообще-то из нервной пластинки. В промежутке они успевают побыть жаберными дугами, напоминая о нашем эволюционном происхождении (здесь отсылаю читателя к книжке Нила Шубина “Внутренняя рыба”). Но так-то в принципе нормальные кости делаются из мезодермы. Та ее часть, которая еще не превратилась во внутренние органы, некоторое время существует в виде сомитов – это сегментированные структуры, которые дадут начало позвонкам и мышцам. Хорда не превращается в позвоночник сама по себе, но обеспечивает его развитие, выделяя необходимый для этого белок Sonic hedgehog[55], вовлекающий сомиты в полезную деятельность, а также частично сохраняется в составе межпозвонковых дисков. Наконец, благодаря упомянутым выше Hox-генам, контролирующим специализацию различных структур вдоль передне-задней оси тела, у эмбриона закладываются почки конечностей. В частности, передние конечности всегда будут расположены на уровне первого грудного позвонка, на переднем краю зоны экспрессии гена Hoxc6, даже в том случае, если вы вообще не человек, а рыба. Почка конечности – это зона, куда мигрировали из ближайшего сомита клетки, отвечающие за будущее развитие скелета и мышц. Она включает зону прогресса, в которой клетки интенсивно делятся, зону поляризующей активности, помогающую им ориентироваться в пространстве, и апикальный эктодермальный гребень, который будет контролировать тонкие структурные особенности будущей руки или ноги. За ее разметку на три отдела (плечо, локоть и кисть) отвечают, кстати, тоже Hox-гены, и в случае их мутаций может получиться животное, например, без локтевой и лучевой кости – запястье будет присоединено сразу к плечевой. Но обычно все оказывается в порядке.

Что хотел сказать автор?

Эмбриональное развитие человека – штука сложная (и, конечно, в тысячу раз более сложная, чем я набросала широкими мазками), однако логичная и познаваемая. Но самое прекрасное в нем то, что большинство важных событий происходит в первом триместре, а дальше-то уже просто рост и тонкая настройка. Если что-то пошло радикально не так, то эмбрион скорее всего погибнет. Если эмбрион выжил, то в большинстве случаев с ним все более или менее в порядке. Конечно, пороки развития существуют, но большинство из них можно заранее выявить на УЗИ, чтобы изучить информацию и продумать дальнейшую стратегию действий. Чем распространеннее проблема, тем лучше отработаны, как правило, у хирургов методы ее коррекции после рождения. Но большинству людей везет; главная прелесть репродукции в том, что она происходит сама. В развитии эмбриона ничего особо не улучшить, главное не мешать: обеспечить ему достаточное количество фолиевой кислоты (поиск по тексту подсказывает, что автор упомянул ее 42 раза – ничего так ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого), не слишком много ретиноидов, оберегать от алкоголя и по возможности от стресса. Дальше будущий ребенок справится сам.

В этом смысле репродукция, конечно, очень странное занятие для человека, привыкшего все контролировать. Приходится практиковать смирение, оптимизм, доверие к судьбе и прочую эзотерическую хренотень. Я пока не знаю, можем ли мы чему-то научить наших детей хотя бы после рождения (возможно, что это вопрос для следующей книжки, планы на нее пока туманные), – но наши дети еще до рождения определенно многому учат нас. А еще они удивительно на нас похожи (спасибо работе клеток нервного гребня), но только лучше, и это порождает еще один удивительный психоактивный эффект: трансформацию страха перед будущим. Когда нам почти сорок, то мы в общем-то сильно опасаемся, что каких-то впечатляющих достижений в жизни уже больше не случится, впереди увядание и смерть. Заведение ребенка ликвидирует этот эффект, потому что его достижения – и это прекрасная ловушка эволюции – субъективно воспринимаются настолько же значимыми, как собственные, и притом у него еще все впереди. К тому же пока что он маленький, и его будущие возможности для развития, как становится очевидно, серьезно зависят от того, в каком мире ему предстоит расти. Поэтому, раз уж мы ввязались в размножение, то внезапно оказывается, что и нам самим рано заворачиваться в простыню и ползти на кладбище, предстоит еще много работы по наведению порядка в изрядно пошатнувшемся мире. Этим и займемся. Спасибо.

Благодарности

Эта книга появилась благодаря моей дочери Елизавете. Во-первых, сам факт ее существования эффективно удержал меня от того, чтобы сойти с ума от боли и ужаса, когда одна моя любимая страна (здесь я солидарна с Еленой Костюченко, автором одноименной книги) начала уничтожать вторую мою любимую страну. Приходилось как-то держать себя в руках, а работа – Arbeit macht frei – самый эффективный способ это делать. Во-вторых, Елизавета поддерживает у меня устойчивый интерес к проблематике человеческой репродукции и в какой-то степени легитимизирует обращение к этой теме в глазах аудитории. В-третьих, Елизавета обеспечила мне беспроблемную беременность и была вполне подарочным младенцем в первый год жизни, что позволяло мне фокусироваться не только на ней, но и на чтении научных работ.

Моя дочь Елизавета появилась благодаря Николя, моему бывшему мужу. Он задумал Елизавету в 2012 году и еще без малого десять лет ждал, пока я выстрою достаточно блестящую карьеру, чтобы счесть жизнь достаточно предсказуемой и безопасной для размножения. В процессе мы успели развестись, но наши теплые отношения от этого всерьез не пострадали и, когда я дозрела до ребенка, я не рассматривала никаких других возможных кандидатов на роль отца, потому что было очевидно, что Николя – это лучший выбор. Так, в общем-то, и оказалось. Отдельно я благодарна Оле, его второй жене, которая обладает незаурядным чувством юмора и безукоризненной уверенностью в себе, что позволило ей спокойно отнестись к нашим репродуктивным планам, а также и неизменно привечать младенца Елизаветочку.

Я также бесконечно благодарна Наталье Ковтун, нашей изумительной