– Спасибо, что согласились представлять меня в суде, мисс Нотч.

– Циркония. А еще лучше Ци. – Она пожимает плечами. – Я родилась в юрте у подножия перевала Франкония-Нотч. Родители подумывали назвать меня Алмаз, за прочность и красоту этого камня, но побоялись, что будет слишком похоже на мадам из салуна на Диком Западе, поэтому выбрали второй по прочности минерал.

Кот, которого я принимала за статуэтку на каминной полке, с неожиданным завыванием прыгает на середину стола, путаясь когтями в кружевах. Циркония рассеянно извлекает его из скатерти, продолжая говорить:

– Я знаю, ты, скорее всего, удивляешься, почему Дэнни Бойл порекомендовал обратиться ко мне, учитывая, что я очень избирательно подхожу к выбору дел. Скажу тебе вот что: я никогда не думала становиться адвокатом. Я хотела бороться с наделенными властью. Но потом я поняла, что принесу больше пользы, если буду бороться с ними изнутри. Ты меня понимаешь?

Ее речь напоминает хиппи из шестидесятых, обкурившегося травки.

– Абсолютно, – подтверждаю я.

И недоумеваю: о чем, черт возьми, думал Дэнни Бойл?!

– Оказалось, что у меня настоящий талант к обвинению. Мне нравится считать, что причина – в моих просветленных чакрах, и, позволь заметить, ни один человек в офисе окружного прокурора не мог бы с чистой совестью заявить то же самое. Я добилась большего процента обвинений, чем Дэнни Бойл.

– Так почему же вы больше не работаете прокурором?

Она дважды гладит кота, спускает его на пол, и он тут же выбегает через хрустальную занавеску.

– Потому что однажды я проснулась и спросила себя: зачем выбирать профессию, которая по определению подразумевает, что ты никогда не станешь в ней компетентной? Ведь сколько мне пришлось заниматься юридической практикой, прежде чем начало получаться.

Я смеюсь и делаю глоток чая. К моему удивлению, вкус у него вполне приличный.

– Многие скажут, что медиум для животных – наглый жулик. Я и сама так считала до первого контакта с другой стороной бытия. – Она пожимает плечами. – Да и кто я такая, чтобы сомневаться в таланте, приносящем успокоение скорбящим семьям? Хотя честно скажу: он одновременно мое благословение и проклятие.

Признаюсь, я довольно скептически отнеслась к Цирконии, когда та рассказала мне, чем сейчас зарабатывает на жизнь. И я допускаю, что каждая мертвая собака хочет извиниться перед хозяином за лужу на дорогом ковре… но, с другой стороны, откуда она узнала, что новую собаку в семье зовут Хуанита? Не то чтобы я купилась, но признаюсь: сеанс заставил меня задуматься.

– А теперь, Кара, – говорит Циркония, – я буду твоим защитником. Так раньше называли адвокатов, и я постараюсь соответствовать определению. Мне нужно знать, какой результат ты хочешь видеть, а затем придется подумать, как смогу защитить тебя, чтобы мы его достигли.

Она наклоняется вперед, и волосы ледяной лавиной падают на спину.

– Я просто хочу, чтобы мой отец поправился, – говорю я.

То же самое я сказала вчера опекуну, но сейчас комок стоит в горле. Наверное, дело в том, что раньше я ощущала себя воином-одиночкой и вдруг у меня появился союзник.

Циркония кивает, тронутая моими словами:

– Давай знаешь что сделаем? Зажжем особую свечу для твоего отца, как будто он здесь, с нами.

Она роется в шкафу и достает свечу «Янки». Ставит ее между нами на стол и поджигает фитиль. В комнату внезапно врывается аромат соснового леса и застает меня врасплох, потому что так всегда пахло от отца, когда он приходил с улицы.

– Теперь, когда перед нами стоит ясная цель, пришло время устранить препятствия, – продолжает Циркония. – И самое серьезное заключается в том, что тебе семнадцать лет.

– Мать говорит, что подпишет все нужные бумаги, – заверяю я.

– К сожалению, с точки зрения штата Нью-Гэмпшир ты все равно будешь несовершеннолетней, а несовершеннолетним не разрешается принимать решения о лечении недееспособного человека.

– Но это просто цифра. Во-первых, через три месяца мне исполнится восемнадцать. И, кроме того, я уже несколько лет забочусь о себе и об отце.

– Жаль, что закон смотрит на это иначе. Так что я могу сказать суду, чтобы помочь им закрыть глаза на юридические формальности?

– Я живу с отцом четыре года, – перечисляю я. – Мы вместе принимаем все решения. Я вожу машину. Я хожу в школу. Я сижу с детьми, чтобы заработать деньги. Я покупаю продукты и вписана в банковский счет отца. Я оплачиваю все счета, занимаюсь деловыми вопросами его программы и отвечаю на письма поклонников. Единственное, чего я не могу делать, – это голосовать.

– Ну, по правде говоря, за последние двенадцать лет и не было большого притока замечательных кандидатов. – Циркония переводит взгляд на меня. – Что насчет алкоголя?

– Ой нет! В смысле, я не пью. Но я выпила в ночь аварии.

Циркония сцепляет пальцы под подбородком:

– Сколько?

– Одну банку пива.

– Одну?

Я дергаю заусенец на большом пальце:

– Три.

Циркония поднимает брови:

– Значит, по сути, ты соврала всем. – Она взмахивает руками круговым движением. – Это круг истины. Для тебя же лучше, если с этой секунды я буду слышать только правду. Если что-то произошло не так, как ты рассказываешь, то я не хочу слышать твою версию.

– Ладно, – соглашаюсь я, наклоняя голову.

– Это две основные препоны, которые адвокат твоего брата постарается использовать против тебя, – объясняет Циркония.

– Но Эдвард тоже не годится на роль опекуна, – возражаю я. – Хотя бы из-за обвинения в убийстве.

– Которое было отменено, – отвечает Циркония, – поэтому можем считать, что его и не было.

Мы беседуем еще три часа, говорим об отце, о том, как он прожил свою жизнь, обо всех найденных мною в Интернете случаях и о людях, которые выздоровели, когда им дали второй шанс. Циркония делает заметки на бумажной салфетке из вторсырья, а когда место заканчивается – на обратной стороне старого электронного билета «Саутвест эрлайнс», найденного в кармане юбки. Она прерывается только один раз, чтобы приготовить бананово-соевые коктейли для близнецов, которые смотрят фильм в машине матери.

Наконец Циркония откладывает ручку:

– Я дам тебе домашнее задание. Навести отца и положи голову ему на грудь. Потом расскажешь, какие мысли тебя посещали в эту минуту.

Я обещаю так и сделать, хотя для меня все это звучит слишком эзотерично. Мы обсуждаем логистику слушания в четверг: куда мне приехать и где встретиться с ней. И только когда она начинает перечислять вопросы, которые собирается задать мне в суде, я внезапно понимаю, что все происходит на самом деле. Я собираюсь выступить против брата в суде в надежде добиться опекунства над отцом.

Циркония внимательно наблюдает за мной.

– Ты осознала, что это реальность, – догадывается