— Может, вы запомнили хотя бы номер фиакра?

— Да, запомнил, — гордо ответил Ретиф. — 34-NPP.

Николя содрогнулся. Неужели по невероятному стечению обстоятельств фиакр, нанятый им для поездки в Попенкур, номер которого он запомнил, потому что цифра соответствовала его возрасту, принадлежал одному из субъектов, причастных к загадочным убийствам? Он был прав: совпадение всегда удача для сыщика.

— Как вы считаете, он ищет девиц для себя?

— Нет, ни за что! От него издалека веет тайным развратником, а такие обычно предпочитают предаваться пороку отнюдь не в одиночестве. Думаю, что «мамаши» из веселых домов осведомлены гораздо лучше меня. Разузнайте у них.

Тут кто-то постучал, дверь дежурной части открылась, и показались довольные лица Сансона и Семакгюса. Узнав палача, Ретиф побледнел и упал на стул: ноги отказались повиноваться ему. Николя увел друзей в галерею, предварительно попросив папашу Мари угостить посетителя своим подкрепляющим средством.

— Друзья мои, я вижу, настроение у вас бодрое. И, полагаю, вам не терпится сообщить мне очередные новости.

— Совершенно верно, — ответил Сансон. — Мы с доктором продолжили исследовать трупы двух последних жертв. Так вот, вскрытие позволило нам сделать выводы, которые, без сомнения, поразят вас.

— Обнаруженные у одной жертвы, — начал Семакгюс, — они поразили нас, но когда мы обнаружили их и у второй…

— Господа, довольно ходить вокруг да около, мне не терпится услышать о вашей находке.

— В желудках обеих жертв мы обнаружили остатки их последней трапезы.

— Ну, дальше, дальше! — торопил Николя.

— Если бы не господин Семакгюс, объехавший весь свет и обладающий изрядными познаниями в ботанике, я бы сам не предал этому значения. Именно он обратил мое внимание на непереваренные волокна, принадлежащие, по его словам, весьма редкому растению.

— Короче говоря, — произнес Семакгюс, — они обе до отвала наелись ананасами. Однако в наших широтах эти представители семейства бромелиевых не достигают зрелости даже в оранжереях, а потому плохо перевариваются желудком. Отсюда следует, что обе жертвы перед смертью находились в одном и том же месте, но где — это я предоставляю определить некоему прозорливому комиссару Шатле.

Николя молчал довольно долго.

— Что бы я без вас делал? Семакгюс, где в Париже выращивают ананасы в оранжереях?

— В королевском саду, это точно. В нескольких владениях принцев крови, а за городскими стенами у нескольких частных лиц.

Показался Бурдо в сопровождении Рабуина, и Николя вспомнил, что его ждет Ретиф. За писателем послали, и они все вместе, длинной чередой, спустились в чрево старинной феодальной крепости. Ретиф без труда опознал девицу из тупика Глатиньи. Для большей надежности Николя велел примерить трупу туфельки, дабы все убедились в их поразительном сходстве с туфельками, найденными на кухне особняка Сен-Флорантен. Ретиф с исступлением следил за манипуляциями вокруг столь им любимых женских ног. Вторую жертву он не опознал. Его торжественно проводили к выходу из Шатле, и он, выйдя на улицу, немедленно растворился в толпе. Вернувшись в дежурную часть, Николя пересказал друзьям новости, доставленные ему сычом.

— Чтобы сократить поиски, мне кажется, надо исключить дома принцев крови и королевский сад, — начал он. — Туда мы всегда успеем вернуться. Принимая во внимание, что трупы найдены в Париже, поиски следует вести в городе или в ближних предместьях.

— Что вы сейчас намерены предпринять? — спросил Бурдо. — И каковы ваши дальнейшие распоряжения?

— Следуя доброму совету Ретифа, я направлюсь в «Коронованный дельфин», дабы собрать слухи о веселых парижских вечеринках и их устроителях. Уверен, у Президентши найдется, что мне рассказать. Вас же, Пьер, я попрошу разузнать как можно больше об изобретателе и ремесленнике Бурдье, что живет на углу улицы Канетт. Его намерены привлечь к секретной работе, и Сартин хочет знать, насколько можно ему доверять.

Взглянув на часы, он обнаружил, что уже половина второго.

— Встречаемся здесь в семь часов.

Направляясь к поджидавшему его фиакру, Николя обратил внимание, что прежнего мальчишку на побегушках сменил новый, словно выращенный из того же семечка, что и его предшественник, состоявший нынче на службе у господина министра морского флота. По дороге он с удовлетворением отметил, что улицу Руаяль, наконец, принялись приводить в порядок: камни и траншеи, ставшие причиной печальных событий 1770 года, полностью исчезли. При виде «Коронованного дельфина» на него вновь нахлынули воспоминания о его первых шагах в Париже. Маленькая негритяночка, превратившаяся в высокую статную молодую женщину, по-прежнему исполняла обязанности привратницы; вот и сейчас она распахнула дверь и, увидев Николя, радостно бросилась ему на шею.

— О, как хозяйка обрадуется, увидев господина!

Ее восторги удивили его, ибо его отношения с Президентшей, новой содержательницей веселого дома, никогда не были особенно дружескими. Впрочем, он был благодарен ей за то, что в Лондоне она не сумела удержать язык за зубами, иначе он бы так никогда и не узнал о своем отцовстве.

Когда он вошел в гостиную, ему показалось, что время вернулось на четырнадцать лет назад. Закутавшись в шелковую шаль с цветочным узором, в обитом гобеленом кресле дремала Полетта, прежняя хозяйка дома. Складок на ее лице и шее стало больше, но их по-прежнему покрывал толстый слой белил и румян. Распахнувшийся пеньюар приоткрывал чудовищно раздувшиеся ноги, окруженные волнами розовых ленточек. Массивная фигура владелицы заведения напоминала цветочный прилавок на рынке, из-под которого торчали распухшие ступни, всунутые в потертые кожаные баретки без задников. Он кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Фигура зашевелилась, и внезапно, как прежде, на него испытующе уставились маленькие глазки, а расплывшееся лицо озарила двусмысленная улыбка. Приподняв парик, Полетта почесала лысую, словно шар из слоновой кости, голову. Он вспомнил, что прежде она очень заботилась об остатках своей шевелюры и каждый вечер втирала в голову мазь из бычьего костного мозга и флердоранжевой воды. Прошли годы… Она угадала его мысли.

— Ну, что косишься… да, это моя бедная голова, — произнесла она со своеобычной фамильярностью. — Уже тогда на ней три волосинки было, а теперь и вовсе ничего не осталось, и чтобы вымыть, вполне хватает губки. Никаких паразитов, никаких расчесов. Все чисто и гладко. Черт побери, да не стой ты, разинув рот! Что ты на меня так пялишься? Ну да, я снова заняла свое место да и еще кое-какие занять намерена.

— Но… где же Президентша?

— Ах, не напоминай мне о ней! Едва оказавшись у руля, она вообразила себя красавицей писаной, решила, будто она кума королю!

Полетта перекрестилась.

— Вместо того чтобы делать то, что я ее просила, она начала корчить из себя хозяйку, интриговать, выпивать, развлекаться и заниматься пустяками. И то, что я собирала столько лет тяжелым трудом, разлетелось в мгновение ока.