* * *

Ехать было не так уж долго, кажется, собирались дольше. Поместье лежало в стороне от дороги — пашня и сад примыкали к небольшому холму, на южном его склоне устроен был виноградник. Сама усадьба напоминала крепость — обнесенная сложенной из камня стеной с массивными воротами, по бокам выдавались вперед две башни, копируя охранные сооружения лагеря Пятого Македонского. Дубовые ворота были закрыты. После того как Валенс постучал, на балкончике одной из башен появился кто-то из слуг, закутанный в плащ, глянул вниз, рассматривая гостей.

Валенс назвал себя.

Привратник исчез, и вскоре внутри послышалась какая-то возня, ворота открылись. Приск увидел небольшой двор и строения внутри, все спланировано было так, будто это не усадьба, а временный лагерь одной центурии.

Встречать гостей вышел Корнелий в длинном подбитом мехом плаще, под которым виднелась красная туника, как у солдата. Но шерстяные штаны и обшитые мехом мягкие туфли были варварского покроя.

Валенс спрыгнул на землю, обнял хозяина.

— Все матереешь, Корнелий!

— Валенс! Старина! Ну прям кремень! О тебя мечи можно точить — это точно.

— Ха, думал ли ты, когда полоскал меня в горячем источнике в Эммаусе, что я протяну эту лямку так долго?

— Да уж… ты был тогда как полудохлый щенок, которого отдают в жертву богине Гекате, — вздохнул Корнелий, припоминая те дни, когда на жарком юге они жили только одним-единственным днем, не думая, что случится завтра. Да и, наступит ли для них это завтра, было тогда большим вопросом, земля вокруг дышала убийственным зноем, но пуще любого самого разъяренного зноя, кажется пуще огня, полыхала ненависть окружавшего их народа. Наверняка пришлых римлян там, в Эммаусе, ненавидели больше, чем здесь, в Мезии.

— Ну, здравствуй, Осторий Приск, спаситель моего сына! — Корнелий пожал молодому легионеру предплечье. — Помню тебя, помню. Я перед тобой в вечном долгу!

Из дома выбежала девочка лет семи в меховой накидке, от быстрого движения капюшон слетел с головы, в темных волосах сверкали золотые ленты.

— А, малышка Флорис, ты все хорошеешь! — засмеялся Валенс.

Девочка прыснула, накинула на голову капюшон, пронеслась по двору и скрылась в амбаре. Через мгновение она вернулась с каким-то горшочком в руках, который ей наверняка был не нужен, — неслась лишь для того, чтоб поглядеть, кто же приехал.

Валенс и Приск проводили ее взглядами.

Парень в меховой куртке и шароварах увел лошадей.

— Приск! — повернулся центурион к легионеру. — Разгружай мула. Подарки всем привез, а девочкам — духи, аж с ног сшибают сильнее чесночного запаха и винного перегара.

Сам же и засмеялся, довольный шуткой. В этот миг на крыльце Приск увидел другую девушку, куда старше. Она смотрела на него, кажется совсем не обращая внимания на центуриона.

Кориолла. Она вновь изменилась! Сколько они не виделись? Год? Больше?

* * *

Их ждали, к приему готовились — истопили баню, накрыли стол. В доме было тепло, даже жарко — Корнелий провел трубы отопления под полом и в стенах во всем доме. Так что и хозяйка, и ее дочери могли расхаживать по комнатам в легких платьях и, лишь выходя на порог, накидывать меховые плащи. Столкнувшись с Гаем, Кориолла смутилась, залилась краской (даже шея покраснела, а уши буквально вспыхнули). Она тут же исчезла на кухне, было слышно, как она выговаривает ключнице:

— Эвбея, мы же принимаем Валенса!

Потом вновь выскочила, стрельнула глазами и убежала, чтобы вскоре явиться, но в другом платье и с золотым ожерельем на шее. Малышка Флорис носилась за сестрой и в точности повторяла все ее повадки, правда, с куда меньшей грацией. Маленький Луций (впрочем, какой он маленький — ростом уже почти сравнялся с Приском) старался держаться смело и уверенно, как и положено человеку тринадцати с половиной лет, который вот-вот наденет взрослую тогу. Глаза его горели восхищением при виде лорики центуриона и начищенных серебряных фалер (у Валенса их было семь, связанные цепью, они надевались и снимались все вместе).

Первым делом хозяин пошел показывать поместье. В атрии Корнелий самолично настлал узорный пол из черных и белых мраморных плиток. Незатейливый узор — в богатом доме в атрии на полу непременно выложат мозаикой настоящую картину — чудища морские, или же сражения гладиаторов, или битвы Александра Македонского, что ветеранской душе всего ближе. Но нанять мастера, чтобы украсился дом подобным чудом, было для Корнелия недостижимой роскошью.

Уже пятнадцать лет он строился, но никак не мог закончить усадьбу. Амбары, жилые помещения, бани — все уже было готово, но тут решил Корнелий соорудить еще маленький флигель для гостей.

— Друзей у меня в канабе и в лагере полно, не селить же всех в доме. Столько и комнат не наберется, — разъяснил хозяин.

— Не слишком ли ты размахнулся? — покачал головой Валенс.

— С чего это слишком? Флигель уже построен, летом оштукатурю да стены побелю. Жаль, только художника нет, чтобы фрески намалевал.

— Я бы мог, — вдруг сказал Приск.

— Он что, художник? — не поверил Корнелий.

— В моем контубернии все умеют рисовать, — подтвердил Валенс. — Правда — не фрески.

— Я знаю, как пишут фрески, — вдруг уперся Приск.

Быть может, потому, что поодаль, укутавшись в меховые накидки, стояли дочери Корнелия, и старшая, во всяком случае так показалось Приску, очень внимательно его слушала.

— Отпустишь его летом стену расписать? — спросил Корнелий.

— Если заплатишь, — кивнул Валенс.

— Ну ты и наглец! Тебе или ему? — хмыкнул хозяин.

— Мне, ему необязательно.

Валенс хлопнул Приска по плечу и расхохотался. Юноша так и не понял, что это — обмен шутками или в самом деле Валенс потребовал оплатить фрески.

После посещения бани гости надели чистые туники, и старшая Кориолла поднесла Валенсу и Приску венки, искусно сплетенные из веточек туи, засушенных цветков бессмертника и ажурных золотых листков. Было еще в венках несколько подснежников, но они мгновенно увяли.

* * *

— Много ли мне надо? — рассуждал Корнелий, смакуя в меру разбавленное хиосское вино. — Усадьбу достроить, дочерей замуж выдать, сына в люди вывести. Работать могу и умею, хоть и не молод уже годами. А что выходит, скажи, а? Не дают житья. То заречные «волки» приходят и все отнимают, а что не отнимут, то сожгут, то от имени Рима требуют фураж для лошадей да зерно скупают по бросовой цене для легионов. Ни подняться, ни окрепнуть. А дочери? Старшую замуж пора выдавать… А я ее из лука учу стрелять да мечом колоть. Если придется… да… такое дело.

— Сколько Кориолле уже? — спросил Валенс. — Пятнадцать?

— Четырнадцать исполнилось осенью.

— Самый лучший возраст для невесты.