Синеватые змейки бегают только по дверному проему, Элинор наложила тройной ряд заклятий на двери, наивная при всей своей женской хитрости, но в том все и дело, что женская хитрость ничто рядом с мужской, только мы в силу самонадеянности ею пользуемся редко, но если уж пользуемся…

Стен почти не видно, там все до потолка, и середина в виде спирали, это чтобы среди волшебного хлама оставался хоть какой-то проход…

Я двигался осторожно, даже с первого взгляда видно, что практически все повреждено, или вообще некие части целого, что уж точно не станут работать.

Взгляд упал на зеркало в напыщенно-золотой массивной раме, стоит прямо на полу, упираясь четырьмя низкими ножками. Я хотел было мимо, это не то, что ищу, но в раме отразился уверенный в себе молодой мужчина, только там я почему-то старше, лицо жестче, резче выражены носогубные складки, взгляд нехороший, я бы сказал, оценивающе-циничный, дескать, не прикидывайся, я-то знаю, что свинья ты редкостная…

— Ну и что, — пробормотал я, — все мы свиньи, но если свинья не показывает, что она свинья, то она и не свинья по факту…

Он ответил холодно и насмешливо:

— Позолота вся сотрется, свиная кожа остается.

Я вздрогнул, а мой двойник в раме язвительно ухмыльнулся. Я нахмурился, вообще-то зря трушу, всего лишь отражение, а что разговаривает и общается, то подумаешь, ну и что?

— Что-то рожа у тебя помятая, — сказал я. — Уже наслаждаешься властью? Вино, бабы, титулы, награды? Половину себе, остальное тем, кто ниже поклонится?

Он посмотрел насмешливо:

— А что, можно иначе?

— Вроде бы можно, — сказал я.

— Не встречал, — ответил он нагло. — Да и зачем, когда это самый прямой путь? А вино и бабы… надо же получать что-то за труды праведные?

— А чувство удовлетворения?

Он фыркнул:

— Засунь его в задницу. Себе, конечно. Мне нужны осязаемые блага. Реальные!

— Не нравишься ты мне, — сказал я.

— А ты мне, — ответил он холодно.

— Почему?

— Потому что дурак.

— А ты?

— Я уже нет, — отрезал он.

Я открыл рот для ответа похлеще, но задумался, раньше и я считал, что чем человек старше, тем он умнее, ибо с ним опыт и предыдущих лет, но этот тип мне явно не нравится, хотя старше и наверняка знает больше меня.

— Да, — сказал я, — ты знаешь больше…

— Ну-ну, понял?

— Но знаешь ли ты то, — закончил я, — что надо? Не сошел ли где-то на боковую дорожку?

— Я пер, — ответил он насмешливо, — как лось! Да ты и сам знаешь… Никаких сомнений, я знаю лучше всех…

— А если, — проговорил я, — то была как раз боковая?

Он выпятил нижнюю губу, я видел, как ему брезгливо общаться с таким дураком, и злость во мне начала нарастать быстрее.

— Потом поймешь, — бросил он насмешливо. — Не сейчас…

Я поднял с пола покрывало и набросил на зеркало, пусть живет в своем параллельном или перпендикулярном и не заглядывает в наш, скотина.

Пробираясь между понятными и непонятными вещами, я уже усомнился, что отыщу, как вдруг увидел их все три, одно подле другого, аккуратно выстроившиеся вдоль стены. В прошлый раз, помню, они располагались в беспорядке, а сейчас то ли старый Уэстефорд с его стремлением к порядку постарался, то ли кипящая энергией Дженифер…

Но еще по дороге увидел знакомую раму и матовую поверхность, на которую мы с леди Элинор так долго пялились, это особое зеркало, с которым она ни за что не расстанется…

Я приблизился осторожно, по спине сыпнуло морозом, но трус никогда не выиграет, я протянул руку и осторожно потрогал поверхность зеркала пальцем, на котором чешуйчатое кольцо. Там заметно прогнулось, словно коснулся тонкой пленки, я усилил нажим, и палец вошел, как в холодную воду, что стоит вертикально.

Перепугавшись, я выдернул обратно, оглядел руку, все на месте, перевел дух и снова сунул палец, а потом всю кисть. Она погрузилась в зеркало, я подошел ближе, рука уже по локоть там… что должно быть по ту сторону зеркала. Я изогнулся и, держа руку в прежнем положении, ухитрился заглянуть за зеркало.

Задняя поверхность в пыли и даже паутине, а само зеркало толщиной не больше дюйма. Я с сильно стучащим сердцем вернул руку обратно, снова внимательно осмотрел, пощупал, помял, но ничего, если не считать покалывания в той части, что побывала на той стороне, однако и оно вскоре прошло.

Я сел в кресло и приготовился ждать. Долгое время в зеркале отражалась лишь каменная стена, затем разом исчезла, сменившись, как и в прошлый раз, роскошным залом.

Появились широкие ступени, вспыхнул красный огонь, похожий на смерч из галактик. Буквально в ту же секунду из огня вышел чародей, все в том же плаще и поношенной шляпе.

Я торопливо встал, чародей всегда слишком быстро исчезает из виду, сделал шаг к зеркалу и сказал отчетливо:

— Вот и наступил тот следующий раз.

Он на ходу повернул голову, взгляд оставался равнодушным, но замедлил шаг и спросил коротко:

— И что?

Голос его прозвучал отчетливо, словно он в самом деле в этой комнате, только по ту сторону стекла. Я протянул в его сторону руку с чешуйчатым кольцом на пальце.

— Это не из твоего мира?

Он бросил короткий взгляд, запнулся на ходу:

— Ого!.. Где отыскал?

Мне показалось, что в его сухом и почти нечеловеческом голосе прозвучал некий намек на взволнованность.

— Там, — ответил я, — где их носят все.

Он подошел ближе, я лучше рассмотрел его лицо сильного человека, прямой взгляд и внимательные до сумасшествия, мудрые глаза.

— Этого не может быть, — проговорил он. — Это не из нашего… но я знаю откуда. Они все… исчезли.

— Нет, — возразил я. — Они в другом пространстве-времени. Как целые города вырвало из их мира, не знаю, это могла быть и катастрофа, и неудачный эксперимент… хотя почему неудачный?., но уцелели.

— Как кольцо оказалось у тебя? — спросил он.

— Его мне дала Хиксана Дэйт, — ответил я. — И вот этот пояс.

Я приподнял край жилета, показывая, что на мне надето, чародей всмотрелся, кивнул. Во взгляде проступила горечь.

— Понятно, — проговорил он, — она даже не успела сказать, как им пользоваться?.. Ты его даже надел не той стороной. Бедная девочка… Хиксана Дэйт, говоришь? Да, это имя из клана Повелителей Времени. Теперь верю, что они еще существуют в каких-то мирах.

— Или измерениях, — добавил я. — В измерения пробовали? Говорят, в четвертом скучно, а вот в пятом и шестом… Но забавнее всего в дробных!

Он покачал головой: