«Вы с Африкой будете у меня первыми в списке расстрелянных, — чуть ли не с юношеским задором кричал Курёхин через пол-улицы художнику Сергею Ануфриеву. — У меня сегодня руки по локоть в крови!»

«Когда мы придем к власти, почти все газеты будут закрыты, а критики — уволены как некомпетентные, — заявил Капитан в одном из интервью. — Их место — убирать картошку!»

В идеологической конфронтации с режимом Курёхин шел вперед с новыми единомышленниками: Лимоновым, Дугиным, несколькими некрореалистами и десятком молодых национал-большевиков, которые, одетые в черные рубашки, продавали на концерте в ДК Ленсовета партийную прессу. Именно с такой маргинальной командой Капитан планировал изменить жизнь в родной стране.

«У Курёхина с Дугиным кипела искренняя жажда того, что мир может быть другим, — считает Сергей Дебижев, на квартире которого происходили вечеринки с участием Маэстро и его новых московских друзей. — Они ощутили на себе, что старый мир достал до такой степени, что половина жизни была прожита с перетянутыми конечностями, когда нельзя было говорить в полный рост. И тут вдруг образовалась принципиальная возможность, пусть самая маленькая, но они были очарованы этой возможностью. И они искренне верили в то, что смогут что-то изменить. Мол, сейчас настал миг, когда я, гражданин этой страны, в состоянии повлиять на то, что у неё может быть другое будущее. И это стало ключевым моментом».

Сложно ответить на вопрос, сколько избирательных голосов получили в свою поддержку представители НБП после «Поп-механики № 418». Похоже, не очень много. Тем более что концерт проходил в одном округе, а Дугина избирали в Госдуму в другом. Не усилило позиций Александра Гельевича и состоявшееся незадолго до выборов выступление в Питере «Гражданской обороны»...

Последнюю атаку на избирателей Курёхин устроил за месяц до выборов. Он давал отчаянные интервью в газетах и на телевидении, а в это время 18-летние бойцы НБП обклеивали город листовками с изображением Дугина и Курёхина на фоне конспирологической надписи «И тайное становится явным».

Но все эти действия происходили крайне спонтанно. К примеру, агитационные плакаты расклеивались добровольцами в странных или экзотических местах, включая кладбища, пивные палатки и платные туалеты. Кроме того, листовки, придуманные Курёхиным и Дугиным, были весьма специфическими и направленными исключительно на молодежный электорат:

«Один день, 16 декабря, всего один день — не напивайтесь, не обкуривайтесь, не наедайтесь грибов, сохраняйте голову и рассудок, иначе вы не дойдете до урны».

Увы, это не помогло. Выборы Дугин проиграл с оглушительным треском. Набрав менее одного процента голосов, он занял предпоследнее, шестнадцатое место по округу. «Я бы с удовольствием сровнял Питер с землей», — в ярости заявил Александр Гельевич, узнав результаты голосования.

«Нужно репрессировать мудаков, — говорил в ту пору Курёхин журналистам. — Мудаки — самые главные враги нашего дела».

В разгар предвыборной кампании Капитан встретился со старинным другом Анатолием Белкиным и, пытаясь отшутиться, сказал: «Это всё только до Нового года. Потом я стану раввином и поеду замаливать грехи к Стене Плача».

Слова Курёхин, естественно, не сдержал. В своих выступлениях он, проделав сумасшедший путь от антикоммунизма к пропаганде тоталитарного режима, ратовал за переименование города в Ленинград и за возвращение социалистических идеалов 1970–1980-х годов. Иногда он говорил серьезно, иногда — стебался.

«Движущая сила любой революции — это попытка заменить старое на новое путем разрушения старого, — рассказывал Капитан в одном из интервью. — Русскому человеку всегда хочется что-нибудь сломать, чтобы потом попытаться построить новое, но, не достроив его, опять сломать. Я хочу предложить оставить 7 ноября национальным праздником, убрав только слова «Октябрьская» и «Социалистическая». Название будет — Праздник Великой Революции. Революции — как наиболее характерной черты русского народа. Я хочу возглавить специальный комитет по проведению этого праздника».

В паузах между революционными торжествами Сергей искренне считал и настаивал на том, что России необходима милитаризация. «Иначе труба нам настанет», — говорил Курёхин. Прежде всего, Капитан опасался не столько войны в Чечне, сколько американского вторжения в Европу, начиная от массового влияния заморской поп-культуры на умы сограждан и заканчивая возможными бомбардировками Сербии.

«Я смотрю на то, что происходит у нас в городе, и мне просто стыдно, — говорил Курёхин друзьям. — Это не культура, это не политика, это не наука, это не искусство. Те, кто что-то умел, — те просто воют воем. А те, кто не умел, продолжают еще хуже. Если раньше еще была культура, то сейчас культуры нет вообще. Поэтому я сторонник тоталитарного режима. Даже в том виде, в каком он был в 1980-е. Это лучше, чем то, что сейчас происходит. Это просто клиника. Поэтому я хочу тоталитаризма».

Как уже упоминалось выше, свои взгляды Маэстро зафиксировал в программном материале «Морфология популярной механики», написанном им специально для арт-журнала «Кабинет». По воспоминаниям идеолога «Кабинета» Виктора Малина, Капитан писал этот манифест долго и тщательно, неоднократно его переделывая.

«В искусстве должен быть жесткий тоталитарный диктат, — излагал свои взгляды Курёхин. — Затем — проекция искусства на политику — и строится новое тоталитарное государство. Достаточно целенаправленной деятельности нескольких людей, и всё можно будет так расшатать, что уже ничего потом не собрать будет. Сейчас политика влияет на культуру, но если установить в культуре жесткий тоталитарный режим, то постепенно она сумеет направлять политику».

Спустя два десятка лет во время круглых столов порой вспыхивает полемика, участники которой считают, что альянс Капитана с НБП был «радикальной художественной провокацией» и чуть ли не перфомансом. Что это был его очередной глобальный хэппенинг, по сути ничем не отличающийся от «Ленин — гриб». Мол, цинику и провокатору Курёхину было абсолютно всё равно, кого выводить на сцену: лошадей, коров или Дугина с Лимоновым.

Я убежден, что это не так. Можно только предполагать, что бесило тогда Капитана. Во всей этой «истории с НБП» Курёхин действовал без всякой фальши, стеба и макияжа. Не шутник, а настоящий патриот своей страны. Человек, который надеялся, что в российской истории настанут другие времена, когда из условной Сибири нагрянут люди типа Емельяна Пугачева и народ перестанет быть инертным. «Курёхин все делал на полном серьезе, — вспоминал в интервью журналу «Контркультура» Егор Летов. — Курёхин вообще под конец очень странным стал. От него такая злость шла!»

Увлечение Капитана национал-большевистскими идеями, возможно, стало защитной реакцией против тотальной русской зимы и общественного храпа. Он пошел напролом. Вначале сублимировал агрессию в форму авангардного искусства, а в