зарядил двустволку и положил рядом с мужчиной, чьи ноги уже отказывались держать тело.

— Я был слишком глуп, чтобы понять твои цели… — бывший капитан, подняв взгляд, выдавливает в ответ, — я искупил свою вину? — кашляет и стонет от боли. — Закончи муки всех элеменадала. И спасибо тебе за то, что в доме Уранна открыл мне глаза… Карвер очень интересный человек, не требуй от него много… Кстати, вы его забрали?

— Да, забрали. Они ждут меня у выхода из штаба.

— Почему он не пришёл?

— Он без сознания.

— А-а… — кашлянув, тот выплюнул сгусток крови. — Он сильный. Заинтересован в самом себе. В некотором роде пугливый, как, наверное, и Найенаар… В них много общего. Дойдите до Корага… Я надеюсь, что у вас всё получится. Да и… Как бы вам не пришлось мчать в… Кх-х… — раскашлялся, побледнел, но продолжил. — до Хоршога, в Земли Пепловых Дождей…

— Сначала нужно дойти до Могроуда, надеюсь, что в Хоршог не придётся. Мне жаль видеть тебя таким, Келемдар. Мы словно поменялись местами. Помнишь, что ты мне сказал во время пытки? Знаешь, что произошло после?

— Ты видишь меня, да? Всё же, расскажи… Если тебе так будет легче… — в ответ тот начал историю из прошлого, продолжение той пытки с эмлаглаб'биларисами. Всё было так.

Вскоре, после того, как Келемдар покинул комнату допроса, начал нарастать отвратительный шум, словно тысяча огромных тараканов носятся по кругу. За проёмом рявкает капитан и требует двигаться дальше, говоря, что Садрос больше не представляет интереса. Лик в ужасе оледенел.

Ключ входит в замочную скважину, на кандалах и делает оборот, после чего оковы звонко падают на каменный пол и рассыпаются, укладываясь в небольшие кучи металла. Садрос подбегает, хватает нож в панике и в бегающих изумрудах скачут отчаянные идеи.

Открывается решетка, что стоит у нижней части стены позади места, где сидел заключенный, в отверстии появляются яркие огненные глаза, которых бесчисленное количество. Отчаянный, недолго думая, вонзает себе нож в глазное яблоко и заливается ужасающим криком, надрываясь и разрывая голосовые связки. Кровь стекает по его исхудалому телу, а орган зрения вскоре падает рядом с ним и растекается по холодным плитам. Сквозь все страдания он сталкивается с солнечным светом, падающим с потолка. Дрожащие ладони впивают орудие во второй зелёный глаз.

Существа, которые уже почти успели добраться до слепца, замирают, потеряв из виду человеческий взор. Каждое мелкое существо, похожее на крысу, теряет интерес и меркнет во тьме.

Услышав отсутствие движений, сквозь забвение страха слышится смех и радость, которые никак не могут утихнуть. Открывается дверь, и вошедшая неизвестная говорит:

— Уходим, Каис… — девушка не обладает зрением, её туманный взор чётко смотрит на тело, вокруг которого улеглись утихшие существа, копающиеся в грязи и геме. Она быстро заходит в комнату и нащупывает на поясе бинты. Достав их, перевязывает глаза умирающему и ничего не понимающему мужчине, который то и дело хихикает. В потоках собственного безумия, мученик понимает, что жизнь продолжается. Подняв Садроса, неизвестная вытаскивает раненого из помещения, оставляя комнату ужаса позади.

— Всё было так.

— Я сожалению об этом…

— Оставь это. Так было предначертано судьбой. В некотором роде, по крайней мере сейчас, я понимаю, что это произошло к лучшему. Я стал видеть лучше! — улыбнувшись, сказал Садрос.

— И то верно, Каис… — рассмеявшись, ответил Келемдар, а после сжался от боли. После минуты молчания, умирающий попросил. — Пообещай, что восстановишь моё имя! Пообещай мне, пожалуйста! И пообещай, что Карвер вернёт себе память о своих близких!

— Обещаю.

— Вам пора уходить… А я тут… Я, — подтянув к себе двустволку, — я выберу свою смерть. Прощай, Каис… Прости меня. Прости меня за всё, — из глаз полились слёзы, — я сделал много глупых вещей. Как мне больно думать о той пытке, которую я доставил тебе.

— Прощай, Келемдар. Мы будем помнить тебя! — уходя. Прикоснувшись к ручке, тот дёрнул дверь и сказал. — Я прощаю тебя, Торгрин, — страдающий улыбнулся, а в глаза забралась жизнь, слёзы нахлынули сильнее.

— Постой! — потянувшись к Садросу. Тот повернулся, молча слушая в ответ. — Скажи Карверу, что стрелял в его спину только из добрых намерений… Без этого… наверное, всё могло быть иначе! Пусть простит меня! Я надеюсь, у вас всё… Всё получится!

— Я передам, — дверь перед лицом умирающего старика захлопнулась. Смотря на выход, он и не понимает, воспоминание это было, или нет. Будто эхо. Это именно то, что он хотел — последнее счастливое воспоминание. Торгрин улыбается, ведь кто-то назвал его некогда великое родовое имя. Стараясь держаться за жизнь из последних сил, тот понимает, что подступает время двустволки, которая уже заждалась. Только, смотря на неё, всё же становится страшно. В ней учёный перестаёт видеть спасение или же упокоение. Самоубийство ради обретения меньшего страдания — недостаточная перспектива для того, чтобы сделать это.

Мечталец наслаждался последними ускользающим чувствами ещё по меньшей с получас, пока не услышал грохот за дверью. Подобрав оружие, уже готов был бороться за последние секунды, лишь шепча о том, что род его вновь обретёт имя, что он не последний из Торгринов, чьё родовое имя было произнесено вслух кем-то другим. Хоть это имя ассоциируется у него лишь с ужасами детства: казней всех членов его семьи, когда тому было около пяти лет, тем не менее, он восхваляет свой род, понимая, что он ещё заявит о себе. Помутнённый, Келемдар с трудом наставляет оружие на выход.

Дверь с грохотом выбивают с петель. Старик цепенеет от ужаса. Перед его лицом стоит монстр, хрипящий с каждым вдохом и выдохом. Уродливое существо, поросшее мехом, требует, рыча:

— Где Карвер Майнбласт? — он царапает когтями пол, стараясь хоть на секунду сдержать поселившегося в утомлённом разуме зверя. — Где Он?! — а Келемдар в страданиях не мог ответить ничего. "Я читал о таких как ты", — пробалтывает старик почти про себя. Взор тускнеет, а голова заваливается, только, стараясь держаться из последних сил, сильнее сдавливает оружие, медленно поднимая ствол на монстра. Существо, остановившись на мгновение, принюхивается. Оно подбирается ближе к старику и внимательно обнюхивает двустволку, уловив запах, по всей видимости, Садроса. Хоть тварь и не знает истинный запах Каиса, тем не менее, какие-то сигналы в мозгу говорят именно о нём.

— Ты, — плюёт кровью в чудовище Торгрин, — их не остановишь, тварь! — последние слова он выкрикивает более яростно. Нажимая на спусковой крючок, Трог ударяет умирающего старика по голове, разбрызнув кровью всю стену и пол. Оружие стреляет, но промахивается. Зверь, схватив тело лапищем, приподнимает останки. Обнюхивая, чувствует слабый запах Карвера и Найенаара. Бросив тело, быстрыми