Лицо малышки окаменело.

— Это будет только наш с тобой секрет, и если кто-нибудь спросит, что ты сегодня делала, ты скажешь, что просто ходила к дедушке. И никому не будешь рассказывать, что видела маму. Ты меня поняла, милая?

Девочка вытянула губки и серьезно кивнула, хотя в глазах по-прежнему было непонимание.

— Она очень умный ребенок. Она знает, что Изабель Шербурн жива — мы видели ее в галантерейном магазине Мушмора. — Ханна снова сидела в кабинете доктора Самптона, правда, на этот раз она пришла к нему без дочери.

— Говорю вам как профессионал: единственным лекарством для вашей дочери является время и отсутствие контактов с миссис Шербурн.

— Я тут подумала… а что, если попросить ее рассказать мне… о той, другой жизни? На острове. Вдруг поможет?

Доктор выпустил из трубки клуб дыма.

— Я вам приведу для наглядности пример. Представьте, что я вырезал у вас аппендикс, и вы вряд ли захотите, чтобы я каждые пять минут вскрывал зашитый шов, чтобы посмотреть, как идет заживление. Я понимаю, вам сейчас нелегко, но поверьте — в данном случае чем меньше воспоминаний, тем для девочки лучше. Время сделает свое дело и залечит все раны.

Однако на практике Ханна не наблюдала никаких перемен к лучшему. Малышка с непонятной одержимостью стала следить за тем, чтобы игрушки были расставлены в определенном порядке, а кровать застелена аккуратно. Она наказывала котенка за то, что тот опрокидывал дом для кукол, и практически все время молчала, чтобы никоим образом не выказать хоть какую-то привязанность к самозваной матери.

Но Ханна не теряла надежды. Она рассказывала дочери разные истории: о лесах и людях, которые в них работали; о школе в Перте и чем она там занималась; о Фрэнке и его жизни в Калгурли. Она продолжала петь дочери короткие песенки на немецком, хотя девочка и не обращала на них внимания. Единственной реакцией дочери на происходящее были рисунки. Она рисовала всегда одно и то же. Мама, папа и Лулу на маяке, луч которого шел через весь лист, разгоняя обволакивавшую все вокруг тьму.

Из кухни Ханна наблюдала за Грейс, которая играла с прищепками на полу в гостиной. В последние дни малышка вела себя особенно беспокойно и успокаивалась, только когда уходила к Септимусу, и мать сейчас радовалась тому, что она наконец-то тихо играет. Ханна подошла поближе к двери, чтобы лучше слышать разговоры дочери с прищепками.

— Люси, съешь ириску, — сказала прищепка.

— Ням-ням, — ответила другая, делая вид, что подхватила конфету из руки девочки.

— А у меня есть секрет, — сказала первая прищепка. — Пойдем с тетушкой Гвен, когда Ханна уснет.

Ханна, похолодев, затаила дыхание.

Грейс достала из кармана передника лимон и обернула его платком.

— Спокойной ночи, Ханна, — произнесла тетушка Гвен. — А теперь мы пойдем навестить маму в парке.

— Чмок-чмок, — поцеловались две другие прищепки, прижимаясь друг к другу.

— Моя любимая Люси. Пойдем, моя радость. Пора возвращаться на Янус. — И две прищепки дружно потопали по ковру.

Свист вскипевшего чайника заставил девочку вздрогнуть от неожиданности, и она, обернувшись, увидела в дверях Ханну. Малышка бросила прищепки и ударила себя по руке:

— Плохая Люси!

Ужас, который охватил Ханну во время этого представления, сменился отчаянием. Так вот, значит, как она выглядела в глазах дочери — не любящей матерью, а настоящим тираном. Пытаясь сохранить самообладание, Ханна лихорадочно думала, как лучше поступить.

Трясущимися руками она приготовила какао и принесла в гостиную.

— Милая, в какую интересную игру ты играла, — сказала она, пытаясь подавить дрожь в голосе.

Девочка не шевелилась, молча застыв с чашкой в руке.

— А у тебя есть секреты, Грейс?

Она медленно кивнула.

— Наверняка очень интересные секреты.

Маленький подбородок снова качнулся вверх-вниз, а в глазах читалась неуверенность, по каким правилам играть дальше.

— Давай с тобой поиграем?

Не зная, как реагировать, девочка начала выписывать на полу дугу носком туфельки.

— Давай сыграем с тобой в игру, где я попытаюсь угадать твой секрет. Он все равно останется секретом, потому что ты мне ничего не сказала. А если я угадаю, ты получишь в награду леденец на палочке. — Ханна неловко улыбнулась, а малышка совсем растерялась. — Мне кажется… ты ходила навещать ту леди с Януса. Я угадала?

Девочка начала кивать, но тут же остановилась.

— Мы ходили к дяде в большой дом. У него было розовое лицо.

— Я не буду на тебя сердиться, милая. Иногда так приятно встретить знакомых, правда? А эта женщина крепко тебя обнимала?

— Да, — медленно подтвердила девочка, пытаясь сообразить, было ли это тоже секретом или уже нет.

Когда час спустя Ханна снимала с веревки высохшее белье, она все еще никак не могла успокоиться. Как могла ее собственная сестра так поступить? Перед глазами возникли лица всех, кто тогда был в магазине Мушмора, и ей показалось, что все они, включая Гвен, смеялись за ее спиной. Оставив юбку висеть на одной прищепке, она бросилась в дом и ворвалась в комнату Гвен.

— Как тебе не стыдно?!

— Ты о чем? — спросила Гвен.

— Как будто ты не знаешь!

— Да что случилось, Ханна?

— Мне известно, что ты сделала! Я знаю, куда ты водила Грейс!

Увидев на глазах сестры слезы, Ханна растерялась.

— Мне ее так жалко, Ханна.

— Что?!

— Она такая несчастная! Да, я водила ее повидаться с Изабель Шербурн. В парке. И позволила им поговорить друг с другом. Но я это сделала ради нее! Ребенок совсем запутался и ничего уже не понимает! Я сделала это ради нее, Ханна, ради Люси!

— Ее зовут Грейс! Ее зовут Грейс, и она моя дочь, и я хочу, чтобы она была счастлива, и… — Она запнулась и всхлипнула. — Мне так не хватает Фрэнка! Господи, как же мне его не хватает! — Она посмотрела на сестру. — А ты водила ее к жене человека, который закопал его в яме! Да как ты могла?! Грейс нужно забыть о них! О них обоих! Это я — ее мать!

Гвен, поколебавшись, подошла к сестре и ласково ее обняла.

— Ханна, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Я старалась изо всех сил, лишь бы тебе хоть чуть-чуть стало легче… После того самого дня. И я продолжала делать все, что от меня зависит, когда она вернулась домой. Но в том-то и проблема! Ее дом не здесь! Я не могу видеть, как она страдает! И не могу видеть, какую боль это причиняет тебе!

Ханна с трудом сделала вдох между рыданиями.

Гвен обняла ее за плечи:

— Мне кажется, ее нужно вернуть обратно. К Изабель Шербурн. Другого выхода просто нет. Ради ребенка, Ханни. И ради тебя самой, дорогая, ради тебя самой!