Смотря на уровень жизни, вчерашний студент Димон, который сегодня восторгался миром всеми доступными глазами, не мог не желать прийти к новому уровню восприятия реальности. Головой я понимал, что намного важнее испытывать радость от вклада в изменение мира, нежели от достатка. Мне давно было понятно: напрочь неважно, что делать, главное — как. Но эмоции били сильнее. Каждый день я пытался уехать из Сан-Франциско — и каждый день безуспешно. Я бесконечно влюблялся в дух свободы, который царил здесь повсеместно, дух, подаривший миру Джека Лондона, свободу выражения сексуальности, культурное, политическое и социальное противостояние, дух, явившийся родиной хиппи и меньшинств, который вселял в меня надежду на протест. Я и сам нет-нет да причислял себя к битникам, праздно шатающимся по солнечным улицам в сандалиях, любителям рока и джаза, вместе с ними заслушивался The Who, Jefferson Airplane, The Byrds. Каждый вечерний поход в парк заканчивался ввязыванием в очередную историю с космическими людьми, о которых обычно стыдно писать в книгах.

Наконец я вышел с рюкзаком из своей комнаты на непривычно пустые улицы Чайна-тауна около полуночи. Решено — это была моя последняя ночь в Сан-Франциско, и лучшим местом для ее проводов был Бейкери-бич у моста Золотые Ворота. Через Гранд-авеню я просочился в ворота дракона и вышел на Юнион-сквер. Здесь все было по-старому — пар над искусственным катком напоминал о приближении Рождества, через закрытые двери магазинов просачивался воздух предутренней уборки, а женщина, ночующая под той же пальмой, что и неделю назад, по-прежнему делила половину коробки со своей собакой. Я просидел на площади около часа, залез на троллейбус и затарахтел вдоль всего бульвара Гири до пересечения с 25-й авеню.

Чтобы попасть на пляж Бейкери затемно, стоит приходить после двух ночи, ибо до этого времени дальнозоркая охрана вежливо, но непременно попросит вас выпроводиться. Я спустился по извилистой дороге меж особняков, забрался на двухэтажный мусорный бак, примыкавший к ограде, перекинул рюкзак через забор и перелез сам. Чтобы не привлекать внимания, я стал пробираться сквозь заросли кустарника, а вокруг разлетались зайцы и опоссумы. Но вот из чапараля показался двуногий красный нарцисс и замерцал мне огнями, предлагая разделить с ним эту ночь на пляже на условиях безвозмездной аренды. Пред такой инициативой нельзя было устоять — весь песок, исполненный шумом воды, криком чаек, застывшим смехом уже заснувших детей и красотой прибоя — от края до края мог стать моим. Я побежал вперед, приветствуя океан, размахивая руками, и плюхнулся в самую середину пляжа, где и разбил палатку. Громкое «пшшш» сначала неизбежно приближалось, затем откатывалось, а после приближалось снова — и ничего больше не было слышно.

Я никогда раньше не касался океана. Вот он, зверь и ангел, потопивший тысячи судов и душ, открывший континенты и новые формы жизни, рождающий и забирающий прекрасных красавиц и отчаянных героев — вот он, так запросто трогает меня, а я его. Зверюга этот выбивает из сознания. Невозможно не преклониться пред космической махиной — она бурлит, рвет и мечет, как лев, рокочет, кипит, переваривая все живое. Я танцевал вместе с ним, слева редкими красными струями взрывался рассвет, стекая по небу, словно по стеклу, а справа величаво мерцал красавец Голден Гейт. Это был один из лучших моих рассветов в жизни. Солнце пропало за тучами, а я пропал в палатке. Так Голден Гейт просыпался, а я засыпал — и больше во всей округе не было никого.

Я пробудился в семь утра от капель, ритмично настукивавших по тенту. Погода в Сан-Франциско портилась — мне пора было увиливать отсюда. Вчерашним днем я написал Михаилу Портнову, рожденному в Советском Союзе, ныне живущему в Кремниевой долине. У Михаила была своя техническая школа, подготавливающая тестеров для IT-компаний, и он вел youtube-канал «Silicon Valley Voice», где рассказывал русскоязычной аудитории о прекрасной жизни западного побережья. Тема моего письма была проста: хочу встретиться. Михаил сразу предложил попасть к нему в офис и снять видеоролик. Сделано — сказано, я уже мчал на том самом Cali-train, только в обратном направлении, на юг, до станции Сан-Антонио. Спросив у местных, не видали ли они Portnov Computer School, я, минуя идеально выглаженные улицы, по которым уже успел соскучиться, добрался до компьютерной школы. Минуя русских женщин на ресепшене, я направился прямиком в офис к директору. Михаил вразумлял студентов, как правильно оформлять CV (резюме), чтобы понравиться не только себе, но и работодателю. Увидев меня, он завершил урок и поприветствовал:

— Я Михаил!

— А я — Дмитрий!

— Вот и отлично, давай снимать, — улыбнулся он, нажав кнопку на камере.

После часовой беседы Михаил подарил мне свою калифорнийскую шляпу, выложил видео на канал и пригласил раскатить на автомобиле по округе. Кремниевая долина — это колбаса, раскатанная между Сан-Франциско и Сан-Хосе. Здесь один город переходит в следующий, и тяжело понять, где что заканчивается и начинается. Мы скользили по идеальному асфальту мимо идеальных пальм, чередуя один идеальный квартал с другим.

— Вы часто скучаете по России?

— Свою Россию я ношу с собой.

— Да, но с тех пор, как вы переехали, в ней многое поменялось.

— В России каждый день все меняется, а за сто лет ничего не изменилось. Идеология восприятия царя сидит в менталитете человека. Это одна из немногих стран в мире действительно уретрального типа. Русский человек не ощущает закон — так работает вся система.

— Но тут же нет никому дела до русских.

— Верно, здесь всем все равно на то, что творится за океаном. Пока не льется кровь, никто не интересуется. Тем не менее американцы к русским относятся в десять раз добрее, чем те к ним. Но мы-то знаем, что русский народ гораздо лучше, чем кажется.

Пузырьки полетели по чайной кромке. Я глотнул слишком много, закашлял и чуть не выплюнул все содержимое обратно. Моя привычка брать в рот побольше, а потом сглатывать маленькими партиями снова мешала чаепитию. Все оценили оплошность и сдержанно замолчали, чтобы дать мне откашляться.

Яркий закат заползал в окно и падал на стол. От этого варенье и мед в розеточках становились багряными, а наши руки — загорелыми. Румяная курица еле заметно дымилась. Вкусная прослойка морковного пирога медленно, но верно вытекала.

Мы пили чай в городе Фримонт, что находился по другую сторону залива Сан-Франциско. Когда-то давно мои родители познакомились в институте с коллегой Александром, с которым долго поддерживали связь. Тремя годами ранее он переехал из подмосковного города Дзержинский сюда, в Силиконовую долину, где с женой Ольгой поселился в собственном доме. Их семья будто переродилась — они посвежели, обзавелись новыми знакомствами, увлечениями, автомобилями, недвижимостью и каждый день ходили довольные на всю округу. Как только они прознали, что сын давних друзей собрался посетить Штаты, призвали заехать в гости. Мне же хотелось уже поскорее умчать либо на восток, в горы, либо на юг, в сторону Лос-Анджелеса, поэтому я решил провести в этом прекрасном месте только один вечер.