«Разбойники эти алчны до грабежа, - говорит очевидец, - они не боятся смерти, они бьют и убивают все, что попадается им под руку» .

Действительно, рутьеры убивали всех, кто попадался под руку, не разбирая даже монахов и священников; крестоносцы же искали еретиков. Ни женщина, ни младенец не были пощажены. Вряд ли кто из безьерцев остался в живых после этого штурма, приобретшего позже столь печальную известность. Их богатый город в несколько часов сделался бедным. Французские рыцари имели по крайней мере ту заслугу, что не дали рутьерам истреблять напрасно сокровища, бывшие в их руках; мечами они разогнали их и на лошадях своих и ослах стали свозить добычу. Тогда в рядах разбойников пробежал крик: "Огня! Огня!"; их король готовился отомстить соперникам. Зажженные пуки соломы, дымящиеся факелы и лучины были брошены в разные места, - и город запылал. Гибель города свершилась в день св. Магдадины, годовщину оскорбления епископа. Весь Безьер горел и вдоль и поперек; тогда каждый из грабителей и воинов почувствовал опасность; каждый кинулся бежать, оставляя граждан и их богатства добычей пламени. Горели дома и дворцы, горели доспехи, сложенные в них, горели склады сукон и ремесленных изделий, горели кольчуги, шлемы, деланные в Шартре, Блуа и Эдессе. Сгорел и старый кафедральный собор; прочные арки его долго не поддавались, наконец и они рухнули.

"Никогда, я думаю, - говорить провансальский певец, - со времен самых сарацинов, такого избиение не было ни задумано, ни исполнено".

По официальному донесению легата папе, погибло до 20 тысяч человек. Безьерцы, замечает католический историк, "хотели лучше умереть еретиками, чем жить христианами" .

Теперь путь крестоносцев лежал на Каркассон. Простояв три дня на богатых полях под Безьером, они выступили. Шли они широкой долиной; ничто не остановило их; только многочисленные значки воинства развивались в воздухе. Замки, расположенные на дороге, были пусты; и бароны и народ собирались в Каркассон, где быль сам виконт, готовившийся к обороне. Между тем слух о безьерском побоище давно дошел до Каркассона и привел в ужас жителей. Здесь, среди суматохи и приготовлений, произошел первого августа военный совет. Враг приближался; его передовые толпы уже располагались на холмах.Одни на совете предлагали всей массой кинуться на неприетеля; другие - сделать это завтра, когда он решит отрезать снабжение города водой и для этого подойдет к самому оврагу. В конце концов был принят второй вариант.

Ночью виконт почти не спал. С первой же зарей он вышел из шатра, осмотрел стены и старался рааглядеть неприетельский лагерь. Французы зажгли предместье, взяв его штурмом, причем особенно отличился граф Симон де Монфор, позже столь знаменитый. Один, стоя на краю стены, он долго оборонялся, пока не получил подкрепление и не ворвался в улицы.

Тогда, к стенам второго предместья крестоносцы подкатили камнеметальные машины. Первое время, безустанно день и ночь, они громили из осадных машин город, хотя нисколько не поколебали отваги и стойкости защитников. Когда, по вечерам, в крестовом лагере католики пели псалмы и гимны св. Духу, граждане Каркассона заделывали пробоины. На решительную вылазку они не решались, хотя у виконта было чеиыре сотни превосходных рыцарей. Крестоносцы также не решались на штурм.

В таком выжидательном положении прошло несколько дней. Но однажды в средине августа, осажденных смутило внезапное движение в стане крестоносцев. Это была встреча короля Арагона.

Дон Педро приехал с сотней испанских рыцарей, рассчитывая примирить католических вождей с местными феодалами. Если альбигойцам он не сочувствовал, называя их пустяшным племенем, то с романцами его поэтическую натуру связывало сходство языка, этнических корней и симпатий. Виконт получил позволение переговорить со своим царственным посредником. Он прибыл в католический лагерь с небольшой свитой. Он жаловался королю на свирепость крестоносцев, на опустошение страны.

- Я предупреждал вас, что следует изгнать еретиков; вы сами накликаете на себя опасность, - ответил король виконту. - Из-за чего было подвергаться такому риску? Но мне очень жаль вас. Я не вижу другаго исхода для вас, как помириться с французами. Не рассчитывайте на сражение. Армия крестоносцев столь многочисленна, что вам на удастся долго держаться против нее. Вы говорите, что город ваш крепок, но другое бы дело, если бы вы в нем не было столько народа, столько женщин и детей. Горько, горько мне за вас, барон; но нет ничего, на что бы я не рушился из любви моей к вам, из сострадания; клянусь в том. Предоставьте мне вашу участь.

- Государь, - отвечал виконт, - делайте что хотите с городом и со всеми нами. Мы все люди ваши, как обещали еще вашему отцу, который так любил нас.

Король тотчас же отправился в легату Арнольду Амори, который в католической армии был первым по влиянию лицом. Педро просил о снисхождении. Аббат наотрез требовал безусловной сдачи города, обещая свободный пропуск только виконту и одиннадцати баронам. Раймонд-Роже благородно отвечал, что он скорее перебьет сам всех жителей,после чего умертвит самого себя, нежели позволить себе согласиться на подобные условия. Король был очень опечален . Ему оставалось ни с чем вернуться в Арагон. Но он возвращался с затаенной злобой на крестоносцев. Он уносил с собой сочувствие к бедам еретиков; в этот момент из покороного папского вассала, он в душе делается врагом Рима.

Между тем долгая засуха и жара изсушили реку. В городе недоставало припасов и воды, а у католиков, благодаря распорядительности Арнольда, прозванного за это чудотворцем и волшебником, не испытывали нужды ни в чем. Крестоносцы предприняли сильное нападение на второе предместье, но были отбиты и, расстроенные, бежали далеко за свои прежние позиции, хотя число регулярных крестоносцев доходило под Каркассоном до 50 тысяч.

Монфор вторично отличилcя при этом; под мечами, направленными на него, он вынес из оврага раненного рыцаря.

После этой неудачи крестоносцы подкатили к стене новую машину, четырехколесную; она могла подкапывать стены и, наполненная людьми, была защищена от огня бычьими шкурами. Если верить католическому историку, то к другому утру католические саперы успели сделать брешь и обрушить часть стены: таким образом, крестоносцы пo готовому пролому ворвались в город. По другому же сообщению, со слов противной стороны, крестоносцы и этим не достигли цели, а взяли город хитростью.

"Легат, - рассказывает автор тулузской хроники, - понимая, что он никаким образом не утвердится в Каркассоне, решился послать рыцаря в город под предлогом переговорить с виконтом о мире, а на самом деле разузнать положение осажденных. Этот посланный прибыл к городским воротам в сопровождении 30 человек свиты и изъявил желание видеть виконта, который и приехал. С ним было 300 человек. Неизвестный рыцарь открыл виконту, что он из близких к нему людей, что его не может не печалить судьба виконта, и что Роже, оставленному без всяких средств, остается только немедленно заключить мир с легатом.

- Я полагаюсь на вас, - отвечал ему виконт. - Я сам пойду к легату и к вождям армии; я согласен принять их условия, если только они обеспечат мою безопасность; я докажу им, что невино-вен, и что вынужден был так действовать.