В довершение всех бед остатки вервия бесцветия мешали свободному циркулированию духовной энергии.

Замерзающее тело тяжелело с каждой минутой, дыхание замедлялось. Распластав крылья в тягучей воде, феникс медленно уходил на дно, во тьму… туда, где под толщей холодных вод покоился до скончания дней священный и проклятый богами его древний Лианор. Пучина властно тащила вниз, пряча жертву в своем жадном чреве, — а на самом дне бездонного озера бесстрастно сияло черное солнце.

Феникс, что был старше этих вод и светлее рассвета, плыл в бездыханной тишине.

* * *

Холодно.

Кажется, призванная из небытия душа его вновь промерзла до самого дна.

Благодаря запретной технике призыва души Красный Феникс получил новое, очень молодое тело, и сознание его инстинктивно подстраивалось под возраст принесенного в жертву безымянного юноши. Если бы не опыт и поистине выдающиеся духовные способности его светлости мессира Элирия Лестера Лара, этот побочный эффект черного ритуала проявился бы гораздо сильнее, но, хвала небожителям, до сей поры его удавалось держать под контролем. Однако сейчас, на зыбкой границе жизни и смерти, яви и сна, Совершенный слишком устал и замерз. Ненадолго отпустив самоконтроль, он вдруг почувствовал себя совсем юным и остро беззащитным. Как непривычно.

— Холодно, — чуть слышно выдохнул в темноту его светлость мессир Элирий Лестер Лар. — Мне холодно.

Пригвожденный к месту, словно стрелой, этим певучим голосом из прошлого, спаситель его, кажется, потерял дар речи. Помедлив, незнакомец снял остатки вервия бесцветия и мастерски навел какой-то успокаивающий мираж.

Ночь углубилась. Волны приятного жара расходились по телу одна за другой, и Элирий понемногу согрелся. Ему казалось — он вовсе не в заброшенном рыбацком домике в промозглых северных землях, а где-то далеко отсюда… на юге, в Великих степях. Всеми красками расцветает середина лета, воздух плавится от зноя даже ночью. В эти самые жаркие дни года кочевники спали в шатрах прямо на полу, под куполами плотных сеток, защищающих от насекомых…

Приятные чужие воспоминания потекли в него, убаюкивая и согревая в этот тревожный час.

Глава 28

Чай с шафраном

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон пробуждения насекомых

Запускают воздушных змеев. День двадцатый от пробуждения

Ангу. Лес Кукол

*киноварью*

Потревоженный сквозняком, сонно звякнул на двери металлический колокольчик.

Пробудившись от этого уютного звука, Элирий немедленно вспомнил, как накануне едва не остался навсегда в зазеркалье лесного озера, но кто-то помешал ему утонуть; чьи-то крепкие руки вытащили юношу на поверхность, стянули промокшую насквозь одежду, пропитавшуюся водой и потому отяжелевшую и чертовски холодную; а после этот кто-то старательно высушил его волосы и всю ночь согревал теплом своего тела, бережно синхронизируя потоки энергии. Вспомнил, как были сняты остатки вервия бесцветия и энергия свободно потекла по меридианам. Как сам он доверчиво приник к таинственному спасителю, бессознательно ища покоя и защиты. Как, задыхаясь в удушливой темноте, чувствовал, что его сжимают в надежных объятиях.

Он действительно вспомнил, или всё это только привиделось ему в предсмертном эйфорическом полубреду? На память в последнее время рассчитывать не приходилось. Так что же произошло минувшей ночью? Он спал и видел сны?

Расплывчатые воспоминания приходили как будто из видения. Но губы, кажется, и в самом деле чуть припухли и до сих пор ноют от случайных ночных прикосновений. Какой позор.

Кажется, прошлой ночью он дрожал не только из-за пронизывающего насквозь холода и мокрой одежды, противно облепившей тело, а из-за кое-чего ещё, постыдно спрятавшегося в сердце.

Старый дом весь зарос вьюном и создавал впечатление заброшенного. Возможно, его используют только в теплое время года, для ловли сезонной рыбы, сбора ягод и лекарственных трав. Сквозь прорези ставен в незастекленное окно втекал сладковатый лесной воздух, шорох сосновых ветвей и редкие всплески близкой воды.

Белый призрак рассвета слабо колыхнулся в оконном проеме. Первые солнечные лучи робко пробивались через неплотно подогнанные доски: из неровных щелей начал сочиться пока еще тусклый свет. Ветер приносил из леса сладкие и тревожные ароматы весны: прелый запах влажной земли и молодой зелени, от избытка силы пробивавшей ее насквозь.

Сегодняшняя постель привычного к роскоши выходца из Лианора была грубой, но сухой и теплой. Бережно укутанный стёганым покрывалом до самого подбородка, Красный Феникс был полностью обнажён. Чуть приподняв веки, Первородный смутно разглядел стоящего подле него человека. Разумеется, то был его ученик — без доспехов, в удобной дорожной сутане простого жреца, пригодной и для многочасового пешего перехода, и для длительной верховой езды. В этот момент меньше всего на свете Элирий желал бы видеть волчонка, но всё же не удержался от соблазна бросить на своего убийцу краткий взгляд из-под ресниц.

Любопытным глазам предстал суровый лик кочевника, склонившегося над юношей и осматривавшего его с видимым беспокойством. В этот миг Второй ученик отчего-то показался красивее, чем Элирий привык считать. Кажется, мужественная грубость одежд только подчеркивала эту странную, необыкновенную красоту. Да, то была не каноническая утонченная красота Совершенных, но с притягательностью внешности нынешнего Великого Иерофанта было сложно спорить. Золотые глаза, очень ясные, похожие на осенний рассвет, с неожиданно тёплым выражением наблюдали за ним; приглушенный тон кожи оттеняла природная яркость волос, в отсутствие прислуги собранных в простой высокий хвост, словно во времена ученичества.

Первородный исподволь разглядывал ученика и не мог знать, как бросается тому в глаза его собственный изнуренный вид. Ночные купания в холодной озерной воде, определённо, не пошли на пользу юному организму: нездоровая бледность покрывала щеки, скулы резко выделялись на осунувшемся от волнения узком лице. Серебряные змеи вились в небрежно распущенных волосах, еще не приведенных в порядок после сна.

Не вынеся пристального внимания, Элирий вновь притворно смежил веки, но поздно: волчонок заметил, что он пришёл в себя.

По-видимому, не желая насильно вытягивать из-под покрывала руку Учителя и тем самым принуждать демонстрировать наготу, Второй ученик молча положил пальцы ему на горло, принимаясь прощупывать пульсацию крови. Элирий не отстранился, позволяя воспитаннику делать то, что нужно: считать пульс и слушать дыхание.

— Учитель понимает, что находится в моих руках? — прервав тишину, осторожно начал разговор Черный жрец.

Проклятье, разве обязательно приступать к допросу с таких мучительных для самолюбия признаний?

— Да, — с трудом разлепив пересохшие губы, тихо произнес Совершенный, — понимаю.

С прошлой жизни Элирий забыл многое, но отчетливо помнил положение, лучше всего подходящее для прослушивания пульса на шее; а потому, чтобы облегчить процедуру, без слов развернул голову навстречу цепкой хватке Черного жреца. Он не будет препятствовать, чтобы чужие пальцы заняли верную позицию и перестали болезненно пережимать горло, пытаясь расслышать кровь. Такой энтузиазм вреден. Совершенный