Взаимоотношения с китайскими должностными лицами складывались сложнее. Вести дела с местной администрацией удавалось относительно легко, особенно когда ее не забывали «материально заинтересовать», но Пекин относился к предприятию с гораздо меньшим энтузиазмом. Переговоры в столице между русским посланником и Цзунлиямынь по поводу различных деталей, касающихся железной дороги и других российских предприятий в Маньчжурии, неизбежно вязли в уловках, задержках и помехах. Также периодически возникали страхи, что Цин наводнит провинции китайцами-хань, чтобы воспрепятствовать какой-либо аннексии со стороны России. Когда в ноябре 1899 г. российский посланник Михаил Гире сообщил в Цзунлиямынь о своих намерениях отправить в Хэйлунцзян и Гирин консульского представителя, один из чиновников язвительно поинтересовался, не будет ли этот человек называться «губернатором».

* * *

Во время Боксерского восстания 1900 г. недовольство Цинов присутствием России в Маньчжурии достигло своего апогея. Когда весной в Пекине начались беспорядки, сначала казалось, что они не затронут северо-восточные провинции. За исключением нескольких стычек с печально известными бандитами по прозвищу «Красные бороды», которые издавна терроризировали сельскую Маньчжурию, солдаты КВЖД по-прежнему в основном занимались обыденной для любой приграничной зоны полицейской работой.

Местное население оставалось в целом благожелательно настроено по отношению к русским и было довольно возможностью заработать у пришельцев себе на жизнь. Преподобный Дугалд Кристи, пресвитерианский миссионер, с 1882 г. находившийся в маньчжурской столице Мукдене (ныне Шэньян), вспоминал, что в то время «в Маньчжурии все было спокойно, и недовольство иностранцами было слабым. Российская железная дорога и присутствие русских были угрюмо восприняты как факты, которые невозможно было ни отрицать, ни изменить». Даже 1 июня, когда боксеры уже осаждали посольский квартал в Пекине, шотландский посланник мирно наслаждался вместе с другими прихожанами церкви пикником на берегу реки неподалеку от Мукдена.

Генерал-губернаторы трех провинций также сначала противостояли боксерам. Даже после того как 8 июня союзный флот совершил нападение на Дагу и вдовствующая императрица Цыси издала указ браться за оружие против иностранцев, они пытались от этого уклониться. Тем временем Витте всячески старался предотвратить распространение конфликта в Маньчжурии. В середине июня он распорядился выдать щедрую денежную сумму главному инженеру КВЖД, чтобы он по своему усмотрению распределил ее между местной администрацией. Хотя министр финансов и усиливал охрану, на данный момент он предпочитал дипломатию. Большую часть месяца он с помощью служебных записок, направляемых царю, воевал с генералом Куропаткиным, который был гораздо больше обеспокоен угрозой жизни и имуществу русских людей в регионе[156]. Витте неоднократно повторял Николаю, что интервенция только испортит хорошие отношения, которые до сих пор существовали между его подданными и китайцами в Маньчжурии.

К концу июня ситуация начала ухудшаться. В южной Мукденской провинции, где на КВЖД работало много выходцев из Шань-дуна, эмиссары боксеров начали находить отзывчивых слушателей. Но, в отличие от территории вокруг Пекина, здесь решающим фактором являлось само центральное цинское правительство, которое теперь настаивало, чтобы местные губернаторы изгнали русских силой. Цзенци, нерешительный генерал-губернатор Мукдена, в конце концов дал повстанцам свое неуверенное одобрение, но его радикально настроенный помощник Цинчан проявил гораздо большее усердие. 22 июня Цинчан арестовал своего начальника и принял командование объединенными силами регулярной армии и боксеров. В последующие несколько дней в штаб в Харбине посыпались сообщения о нападениях на протяжении всей южной ветки КВЖД. Через неделю главный инженер Александр Югович приказал своим работникам покинуть железную дорогу, а к 27 июня сам Харбин был осажден, а телеграф перестал работать.

Теперь Витте понимал, что у него нет выбора. 26 июня он неохотно дал свое согласие на то, чтобы генерал Куропаткин послал войска в Маньчжурию против боксеров. В тот день войско под командованием генерал-майора В.В. Сахарова, состоявшее из казаков, пехоты и артиллерии, на пароходах и лодках отправилось из Хабаровска вверх по реке Сунгари, чтобы освободить Харбин. Понадобится еще три недели, чтобы собрать более крупные силы для вторжения в Маньчжурию по суше.

Для русских в Сибири июль прошел в неуверенности, замешательстве и панике. Если китайцы в Маньчжурии пережили неспокойные времена почти невредимыми, сотни их соотечественников в России погибли в результате погромов[157]. Худший из эксцессов произошел в Благовещенске. 4 июля местный военный начальник, испугавшись артиллерийского обстрела с маньчжурского берега, приказал китайским жителям переправляться через Амур, ширина которого в этом месте составляла около двухсот метров, а глубина — более двух. Более 3 тыс. мужчин, женщин и детей вошли в быстрые воды реки. Цинские солдаты на противоположном берегу, которые приняли их за царских солдат, и сами русские открыли огонь по пытающейся выбраться толпе. Достоверные статистические данные о том, скольким удалось добраться до другого берега, отсутствуют.

В середине июля войско численностью более 100 тыс. из Сибирского и Амурского военных округов перешло границу Маньчжурии пятью отдельными колоннами. Русские прошли через три провинции, как нож сквозь масло. Флотилия генерала Сахарова сняла осаду Харбина 22 июля. Через три недели, 15 августа, казаки под командованием генерал-майора П.К. Ренненкампфа штурмом взяли Цицикар — укрепленную столицу Хэйлунцзяна, а 18 сентября генерал-лейтенант Д.И. Субботич беспрепятственно вступил в ворота Мукдена. Операция заняла меньше трех месяцев и унесла жизни около 200 русских солдат.

Не имея надлежащего руководства, оружия и поддержки местного населения и губернаторов провинций, китайцы были легко разбиты. Временами казалось, что командиры пяти русских подразделений больше сил тратят на препирательства между собой, чем на борьбу с боксерами. Когда все закончилось, благодарные генералы щедро раздали участникам Георгиевские кресты, священники отслужили благодарственные молебны, а Николай выразил облегчение тем, что война осталась позади. На самом деле Маньчжурия только начала доставлять царю головную боль.

* * *

Россия легко вошла в Маньчжурию, но покинуть ее оказалось сложнее. Ситуация поразительно напоминала вторжение России в долину реки Или в 1871 г. Как и сейчас, царь отправил тогда свои войска в китайскую землю для подавления беспорядков, которые грозили перекинуться через границу Оказавшись на месте, генералы забеспокоились, что после их ухода может разразиться хаос. Русские дипломаты того времени стремились сохранить благосклонность Цинов, но у других был внутренний протест против того, чтобы отдавать территорию, завоеванную в сражении.