– Ну, не все так просто, – произнес Нерон. – Мы подозреваем, что он может использовать особые методы убеждения…

– И на кого же это он смог так повлиять? – перебила Слоан.

Нерон и Аелия посмотрели друг на друга.

– Кто она, не имеет никакого значения, – ответила Аелия.

– Ну, если бы это не имело значения, то вряд ли бы вы меня об этом предупреждали, – отрезала Слоан.

Нерон снова взглянул на Аелию:

– Я повторяю тебе, мы просто хотели проверить, все ли с тобой в порядке, чтобы убедиться…

– Знаете, теперь и у меня появились к вам вопросы, – сказала Слоан. – Потому что из ваших слов я поняла, что Воскреситель ранее устанавливал контакт с таким же человеком, как я. Я имею в виду Избранного. Ваш Избранный когда-нибудь встречался лично с Воскресителем? Ну, типа, перед смертью?

– Мы не наблюдали за нашим Избранным так пристально, как нам следовало бы, потому что верили, что все пойдет по плану, согласно пророчеству, – начала объяснять Аелия. – Если бы я умела говорить так же прямо, в лоб, как ты, то я бы сказала, что больше мы не совершим подобной ошибки.

– Еще я заметила, что вы сами-то не спешите совладать с ним своими собственными силами.

– Ничего нет зазорного в том, чтобы знать пределы своих возможностей, – сказала Аелия и покраснела.

– Да вы что? А мне вот не так повезло, и я не в курсе пределов своих возможностей, как вы.

– Тогда ты проявляешь такое же неразумие, как и твоя предшественница, – отрезала Аелия. – Она тоже верила, что Воскреситель просто ранен, что с ним возможно примирение или можно достичь какого-то соглашения. Она ошиблась. И понесла за это самое суровое наказание. Это то, что ты хотела услышать?

Слоан как обухом по голове ударили. Она ошиблась.

Но когда они стояли на развалинах, оставшихся от Слива, и Аелия рассказывала об Избранном, она называла его «он». Он был доблестным и талантливым магом. Он умер. Он проиграл.

– Получается, что человек, которым манипулировал Воскреситель, это был ваш Избранный, – осторожно произнесла Слоан. – Можно было просто сказать об этом.

– Я не хотела тревожить тебя без необходимости, тем более сразу после такого травмирующего для тебя события, – Аелия поправила свою накрахмаленную рубашку.

Слоан откинулась на спинку стула. Она только что поймала Аелию на том, что она использует два разных местоимения для обозначения одного и того же человека. Но Слоан не хотела заострять на этом внимания, по крайней мере, пока. Пока она не поняла, с чем и кем она имеет дело.

– А я что, выгляжу встревоженной? – бросила Слоан. – Или я просто злюсь оттого, что вы испытываете мое терпение, в то время когда все, чего я хочу, это убить этого мудака и вернуться домой?

Аелия прикусила губу.

– Вот и ладненько, – Слоан встала. – Если вы будете так любезны отдать мне мои костыли, я бы хотела похромать к себе в комнату. Прямо сейчас.

* * *

– Это все очень странно… – нахмурилась Эстер.

Слоан сидела в дверном проеме комнаты подруги лицом к лифту, чтобы отслеживать, не идет ли кто по коридору. Ее сломанная нога покоилась на широких деревянных половых досках, а костыли она прислонила к непонятному элементу интерьера в виде подставки для святой воды, прикрепленной к стене. В чаше Эстер хранила свои драгоценности.

– Странно – не то слово, – задумчиво сказала Слоан. – Я бы сказала, что это подозрительно и тревожно.

– Я не очень понимаю, что в этом такого подозрительного, – сказал Мэтт. Он расстегивал манжеты рубашки и закатывал их. Теперь он постоянно носил свой сифон – они оба их носили. Сегодня утром Слоан застала их за тем, как они превращают в лед свой утренний кофе.

– Люди периодически ошибаются, говорят неправильно, и это ничего такого не значит.

– А ты когда-нибудь случайно говорил обо мне в мужском роде? – спросила Слоан.

– Я? Нет, – ответил Мэтт. – Но, может быть, он был трансом, а Аелия ошиблась с местоимением, или, может быть, она реально не знала, кто это – мальчик или девочка, или…

Эстер перебила его:

– А почему ты прямо не спросила, когда ты обратила на это внимание?

– Я подумала, что если она врет, то она соврет еще раз. Мне показалось, что безопаснее будет промолчать.

– Я все еще считаю… – начал было Мэтт.

Эстер опять перебила его.

– Не говори глупостей, – сказала она. – Аелия явно говорила о двух разных людях. Нерон и Аелия лгали нам. Но мы не знаем, по какой причине. Это может быть как плохая причина, так и хорошая.

– Я ушам своим не верю, ребята, – Слоан хлопнула ладонью по полу. – Эти люди похитили нас из другого измерения, они удерживают нас в заложниках до тех пор, пока мы не сразимся с плохим парнем. И тебе трудно поверить в то, что они могут нам соврать? Почему? Потому, что они сказали «спасибо-пожалуйста»?

– Ты, как всегда, драматизируешь, – Эстер закатила глаза. – Я просто пытаюсь не волноваться, я не агитирую за то, чтобы они получили Нобелевскую премию.

Мэтт играл с веревкой, на которой держался его сифон, наматывая ее на палец:

– Даже если Аелия соврала, и сделала это по какой-то коварной причине, что нам теперь делать? Домой мы можем попасть только с ее помощью.

«Он говорит правду», – подумала Слоан. Неважно, что скрывает Аелия, неважно, что происходит с Землей и Дженетриксом, разве они не сделают все воможное, чтобы вернуться домой? Она чуть не задохнулась, представив себе, что проведет всю оставшуюся жизнь, окруженная тафтой и звоном сифонных тарелочек. Это была чужая планета. Это была чужая ей жизнь.

Даже если на Земле ее ничего не ждало, кроме душевной боли – переезда из квартиры, в которой они жили с Мэттом, скорби по Алби, пристального внимания папарацци, преследовавших ее на каждом углу, но, по крайней мере, это была ее жизнь.

Тем не менее она никак не могла забыть то странное облегчение, которое она испытала, когда Аелия оговорилась. Теперь Слоан поняла, что же ее беспокоило с того самого момента, как она выбралась из реки Чикаго. Ей врали. А Слоан ненавидела ложь, только если не лгала сама.

– Я найду доказательства, – произнесла Слоан. – Я поставлю ее перед фактом. И тогда она не сможет мне больше врать.

– Я могу поговорить с Сирил, – предложил Мэтт. – Просто мимоходом, не в качестве допроса.

Слоан поняла, что таким образом он предлагал ей помириться. Она улыбнулась.

– Конечно, что тут такого, мы всегда говорим о погибших Избранных за ужином, – усмехнулась Эстер.

– Значит, Сирил? – сказала Слоан. Она хотела поддразнить его, но вышло равнодушно, как будто она его в чем-то хотела обвинить.

– Ты хочешь меня спросить о чем-то? – сказал он тихо.