Дима со страхом посмотрел на него и сказал упавшим голосом:

— Я не знаю, как. Но только не убивать. Никого нельзя убивать.

— Вот сейчас ты прав. Нельзя убивать, — согласился Александр Иванович. — Но они убивают. При минимуме прямых доказательств, Жора, у нас один выход: общественный скандал. Для информационного шухера собранного Димой и тобой материала более чем достаточно.

— Нет, — твердо решил Сырцов.

— Почему? — удивился Дима.

— Тот же вопрос, — поддержал его самый старший товарищ.

— Вся эта сенсация в нашей прессе превратится в очередное выливание помоев на головы ментов. Наших бывших коллег, Александр Иванович, — с горечью сказал Сырцов. — Проморгали! Потворствовали! Срослись! Я не хочу этого.

— А я хочу? — неизвестно кого спросил Александр Иванович.

— Придумайте что-нибудь! — не выдержав, заорал Сырцов.

— Легко сказать — придумайте, — проворчал учитель и друг.

— Но надо же что-то делать! — плачуще воскликнул Дима.

— Надо, — согласился Александр Иванович.

…Был поздний вечер, когда «альфа-ромео» подрулила к Сырцовскому подъезду. Ирина Игнатьевна поднялась на лифте и решительно позвонила. Бесстрашный Сырцов без сакраментального «Кто там?» распахнул дверь и, увидев сосредоточенно ненавидящее лицо посетительницы, в предчувствии беды обреченно произнес:

— Здравствуй. Заходи.

— Здравствуй, — пришлось ответить Ирине Игнатьевне. Она не желала входить, она заняла место у порога. — У меня нет желания заходить к тебе.

— Но ты пришла. Для чего? — нейтрально поинтересовался он.

— Задать тебе несколько вопросов, касающихся благополучия моей семьи.

— Мне кажется, насчет благополучия тебе не стоит беспокоиться.

— Ты еще по своей привычке подходящие стишки мне прочти.

— Пока не подыскал соответствующих моменту. Задавай свои вопросы.

— Что ты сделал такого, от чего мой муж сегодня впал в состояние полной депрессии?

— Я ничего такого не делал. Может, он сам сделал такое, что оказался в депрессии? А проще, вероятно, спросить об этом его врача.

— Иван Александрович сказал, что ты лучше знаешь ответ на этот вопрос.

— Да, я знаю ответ на этот вопрос. Но не буду говорить.

— Так постыдна твоя роль в этом деле?

— Так постыдно дело, в которое замешан твой муж.

— И ты предпринял все, чтобы опорочить моего мужа?

— Я сделал все, чтобы раскрыть это дело.

— Для этого пришлось даже переспать со мной?

— Ты уже не о том, Ирина.

— О том, мой гениальный детектив, о том! Уложить в койку слабую на передок дамочку, не отходя от койки, вывести на откровенность или, как там у вас говорится, распотрошить ее и все выведать для дела.

Она развернулась и пошла к лифту.

— Зачем ты приходила. Ирина? — тихо спросил у ее спины Сырцов.

Она нажала на кнопку и, не оборачиваясь, ответила:

— Сказать, что я больше сюда никогда не приду.

Вот и все. Переспали несколько раз второпях и разбежались? Нет, не так. Была человеческая тяга друг к другу (помимо койки), было радостное и захватывающее ожидание встреч, было мгновенное и сладостное — до падения диафрагмы — счастье этих встреч. Было. А сейчас? Ушла окончательно возненавидевшая его женщина, жизненные устремления которой для него неприятно ясны и неприемлемы. Ушла, и все. Сгинул морок влюбленности. Сырцов вернулся в квартиру и вышел на балкон. Внизу, кровавя красными огнями тихий переулок, уходила, комфортно покачиваясь «альфа-ромео».

* * *

После любовных утех он отвалился на подушку, закинул руки за голову и прикрыл глаза, а она, выпроставшись из-под легкого одеяла, встала, натянула на себя халатик, взяла сигарету и зажигалку с туалетного столика, отошла к окну и закурила. Он, почувствовав ее отсутствие рядом, быстренько прозрел, отыскал трусы и поспешно влез в них под одеялом. Неслышно подошел к ней и, слегка согнувшись, положил подбородок на ее плечо. За окном прямо напротив желтел одинокий ночной фонарь. Он краем глаза видел освещенные скудным светом нежную щеку, прямой короткий нос четких линий, с насмешливо приподнятым уголком рот. Она, глядя на фонарь и вышвырнув сигарету в форточку, сказала:

— Ты счастливый, Димка.

— Это ты меня осчастливила, — подтвердил он.

— Ты счастливый, потому что молодой.

— Я твой ровесник, Оля. Мы оба молодые.

— Нет, я старая, — не соглашалась она. — Ты до конца жизни будешь молодым, а я, и не старая, была, есть и буду старой.

— Мы слегка кокетничаем, да?

— Нет, Дима, нет. Ты молодой, и тебе все в радость: учеба, работа, успехи и неудачи, смех и слезы. Поэтому и счастливый. Ты отдаешься жизни, ты погружен в жизнь, ты без оглядки живешь жизнью. А я со стороны ищу, высматриваю — где оно, счастье? И от одного к другому: может, это, может, совсем другое, может, нечто третье? Вроде нахожу, а потом понимаю: опять не то. Так и будет до конца.

— Я — опять не то? — тихо спросил он.

Она освободилась от его подбородка, поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать в губы.

— Ты так ничего не понял, дурачок. Я просто очень хочу быть молодой и счастливой. И очень боюсь мимолетности нашего счастья.

— Так, как случилось у тебя с Лосевым? — бестактно и ревниво задал он вопрос. Но Ольга не обиделась. Она со всепрощающей улыбкой глядела на любимого мальчишку.

— Так, как сейчас, у меня не было никогда. И я вцепилась в тебя когтями и зубами, и ты не избавишься от меня. И очень прошу: хватит разговоров о Василии.

— К сожалению, от этих разговоров не уйти. Они только начинаются.

— Он не преступник, Дима. Он фанатик, несчастный фанатик.

— Ты жалеешь его, Оля. До сих пор жалеешь. А его жалеть нельзя.

— А тебя можно? — тонким голосом спросила она и поцеловала его мочку уха, шею, ямку на подбородке. Он легко подхватил ее на руки, она обняла его за шею и прижалась щекой к мощному плечу. Потом он осторожно отнес ее на кровать, уложил под одеяло, а затем и сам забрался под него.

* * *

Ранним утром он вошел в свой кабинет, где уже ждал Юра. При виде начальства Юра вскочил со стула. Лапин, на ходу приобняв его за плечи, прошел к столу, уселся сам и распорядился:

— Ты что вскочил? Сиди-сиди. В ногах правды нет. Так что у тебя там срочного?

— Особо срочного — ничего. Просто мне кажется, что вам будет интересно эту справку прочесть.

— Какая еще справка?

— О результатах разборки завалов в «Соснах». Она короткая, хотите, я прочту?

— Своими словами, Юра.

Юра отложил бумажку в сторону, глядя в столешницу гостевого столика, доложил:

— При разборке завалов поисковой группой были обнаружены обломки новейшего оборудования для производства высококачественного героина, около восьмидесяти килограммов готовой продукции и до полутора тонн сырца-полуфабриката.

— Ничего себе! — удовлетворенно удивился Лапин. Юра наконец