– Это там мужчина расстрелял…

– Да, – говорит Холли. – Скажите ему, что он должен позвонить не позже девяти, иначе я передам всю эту информацию в другое место. И не забудьте сказать, что речь пойдет не о потребителях, а о потреблении. Он поймет.

– Мэм, я все передам, но не могу гарантировать…

– Если передадите, он позвонит, – отвечает Холли, надеясь, что права. Потому что «плана Б» у нее нет.

– Мне нужна ваша контактная информация, мэм.

– Номер телефона высветился у вас на экране, – говорит Холли. – Я буду ждать звонка мистера Ондовски и назову ему свое имя. Приятного вам вечера.

Холли заканчивает разговор, вытирает пот со лба, проверяет «Фитбит». Пульс восемьдесят девять. Неплохо. Было время, когда после такого звонка пульс у нее превысил бы сто пятьдесят. Она смотрит на часы. Без четверти семь. Достает книгу из дорожной сумки, тут же убирает обратно. Она слишком напряжена, чтобы читать. Поэтому кружит по номеру.

Телефон звонит без четверти восемь, когда она в ванной, без блузки, моет подмышки (дезодорантом она не пользуется; гидроксохлорид алюминия вроде бы безопасен, но у нее есть сомнения). Два глубоких вдоха, короткая молитва: Господи, помоги мне не облажаться, – и она отвечает.

18

На экране высвечено «НОМЕР НЕИЗВЕСТЕН». Холли не удивлена. Он звонит с личного мобильника, а может, с одноразового предоплаченного телефона.

– Это Чет Ондовски, с кем я говорю? – Голос дружелюбный, мягкий, уверенный. Голос ветерана теленовостей.

– Меня зовут Холли. Это все, что вам сейчас нужно знать. – Она думает, что пока ее голос звучит правильно. Включает «Фитбит». Пульс девяносто восемь.

– Так в чем дело, Холли? – Заинтересованно. Приглашая поделиться сокровенным. Совсем не тот голос, что сообщал о кровавом кошмаре в городке Пайнборо. Это Чет-Начеку, желающий узнать, как человек, который мостил вашу подъездную дорожку, вдруг изменил оговоренную цену или как энергетическая компания выставила счет за киловатты, которые вы не сжигали.

– Я думаю, вы знаете, но давайте убедимся. Я намерена послать вам фотографии. Дайте мне ваш электронный адрес.

– Если вы заглянете на сайт «Чет начеку», то найдете…

– Ваш личный электронный адрес. Потому что вы не хотите, чтобы их увидел кто-то еще. Точно не хотите.

Пауза, достаточно длинная, чтобы Холли подумала, что потеряла его, но потом Чет диктует адрес. Она записывает его на листке с логотипом «Эмбасси сьютс».

– Я все посылаю прямо сейчас. Обратите особое внимание на спектрографический анализ и фотографию Филипа Хэннигэна. Перезвоните мне через пятнадцать минут.

– Холли, это крайне необыч…

– Это вы крайне необычный, мистер Ондовски. Ведь так? Позвоните мне через пятнадцать минут, а не то эта информация станет публичной. Время пойдет, как только я отправлю мое письмо.

– Холли…

Она обрывает разговор и роняет мобильник на ковер. Наклоняется, голова между колен, лицо закрыто руками. Никаких обмороков, говорит она себе. Никаких долбаных обмороков.

Как только Холли берет себя в руки, насколько можно взять себя в руки при подобных напряженных обстоятельствах, она открывает ноутбук и посылает материалы, полученные от Брэда Белла. Обходится без письма. Фотографии и есть письмо.

Потом ждет.

Экран мобильника загорается через одиннадцать минут. Она хватает его сразу, но принимает звонок лишь после четвертого гудка.

Теперь никаких приветствий.

– Это ничего не доказывает. – По-прежнему голос ветерана теленовостей, но теплоты нет и в помине. – Вы это знаете, так?

– Подождите, пока люди сравнят вас в ипостаси Филипа Хэннигэна с вами у школы с посылкой в руках. Ложные усы никого не обманут. Подождите, пока они сравнят спектрограмму голоса Филипа Хэннигэна со спектрограммой Чета Ондовски.

– Кого вы подразумеваете под «ними», Холли? Полицию? Вас там только высмеют.

– Нет, не полицию, – отвечает Холли. – У меня есть варианты получше. Если не заинтересуется Ти-эм-зет, обращусь в «Пожирателя сплетен». Или в «Глубокий прыжок». Или в «Доклад Драджа». Их всегда интересуют истории о необычном. А на телевидении есть «Оборотная сторона» и «Селеб». Но знаете, куда я обращусь в первую очередь?

Молчание на другом конце. Но Холли слышит его дыхание.

Оно дышит.

– Есть еще «Взгляд изнутри», – продолжает она. – Историю «Ночного летуна» они мусолили год. «Тощего» – два года. Выдоили обе полностью. И тираж у них больше трех миллионов. Они это проглотят.

– Никто не поверит в это дерьмо.

Это ложь, и они оба это знают.

– Они поверят. Информации у меня много, мистер Ондовски. Насколько мне известно, вы, репортеры, называете это «не для печати», и когда все это выплывет наружу – если выплывет, – люди всерьез займутся вашим прошлым. Всеми вашими прошлыми. Ваша легенда не просто развалится, она взорвется. – Как бомба, которую ты подложил, чтобы убить тех детей, думает она.

Никакой реакции.

Холли грызет костяшки пальцев и ждет. Это трудно, но она справляется.

Наконец он спрашивает:

– Где вы взяли эти фотографии? Кто вам их дал?

Холли знала, что такой вопрос последует, и знала, что придется бросить ему кость.

– Человек, который следил за вами долгое время. Вы его не знаете и никогда не найдете, да и тревожиться из-за него вам нет нужды. Он очень старый. Кто должен вызывать у вас тревогу, так это я.

Еще одна долгая пауза. Одна костяшка уже кровоточит. Наконец Холли слышит вопрос, которого ждет:

– Чего вы хотите?

– Я скажу вам завтра. Вы встретитесь со мной в полдень.

– У меня задание…

– Отмените, – командует женщина, которая когда-то шла по жизни ссутулясь и с опущенной головой. – Теперь ваше задание – встреча со мной. И я не хочу, чтобы вы его провалили.

– Где?

Холли готова к этому вопросу. Она провела необходимую работу.

– Ресторанный дворик «Монровилл-молла». Это менее чем в пятнадцати милях от вашей телестанции, так что удобно для вас и безопасно для меня. Зайдите в «Сбарро», оглядитесь и увидите меня. Я буду в коричневой кожаной куртке поверх розовой водолазки. Буду есть пиццу и запивать кофе из чашки с логотипом «Старбакс». Если вы не появитесь до пяти минут первого, я уйду и начну предлагать желающим мой товар.

– Вы чокнутая, и никто вам не поверит. – В его голосе нет уверенности, но нет и страха. Только злость. Это нормально, думает Холли, с этим можно работать.

– Кого вы стараетесь убедить, мистер Ондовски? Меня или себя?

– Вы та еще штучка, мадам. Вам это известно?