– Рудольф фон Кассель! Рудольф, это ты?

Голос раздался откуда-то сверху, и рыцарь задрал голову, пытаясь увидеть говорившего. На самом верху из распахнутого окна выглядывал Гюнтер Штауфен.

– Старина, поднимайся наверх! Мы тебя уже заждались.

Рудольфа провели в кабинет Гюнтера. Перед дверью попросили оставить меч, указывая на полку, где на подставках уже покоились четверо клинков. Тевтонец спорить не стал, отвязал оружие и вошел внутрь. Первое, что ему бросилось в глаза, это огромная фреска на стене, облаченная янтарными панелями, на которой была изображена Первая базилика, построенная еще при Константине. Круглый мраморный стол и свисающая над ним люстра с дюжиной свечей. Причем не простых восковых, а с использованием эфирных масел, отчего в помещении витал очень приятный запах лаванды.

– Знакомьтесь, Рудольф фон Кассель, магистр Вендена, покоритель Веронии, мой старый приятель и боевой товарищ, ― отрекомендовал вошедшего рыцаря Гюнтер. ― Позволь тебе представить: Алексий из Смоленска, дядя моей жены, Савелий из Рязани, почетный магистр «Смоленского клуба», Свиртил, командир сотни рыцарей-меркурьевцев, а это Яков из Полоцка, доверенное лицо новгородского короля. Это мои друзья и очень влиятельные люди.

Рудольф кивнул головой и присел в свободное кресло, покрытое белой овечьей шкурой. Из амфоры с изящным носиком разлили вино по хрустальным кубкам и предложили присутствующим. Слуга обошел всех по кругу и с пустым подносом скрылся за дверью. Тевтонец обождал, пока Гюнтер первым сделает глоток, после чего и сам испробовал напиток. Необходимо было собраться с мыслями, но янтарное ожерелье на шее Якова не давало ему сосредоточиться. «Не из Избурга ли янтарь?» – пронеслось у него в голове.

– Как дела, Рудольф, какими судьбами здесь? ― завязал разговор Штауфен после очередного глотка вина.

– Мой меч понадобился Ордену, – пожав плечами, ответил Рудольф. – И я здесь с его войсками.

– А если серьезно?

– Король Александр разорял земли Ливонии. Безнаказанно это остаться не должно.

– Братья из Вендена с тобой?

– Некоторые откликнулись на зов, Гюнтер, ― сухо ответил Рудольф. – О ком ты конкретно спрашиваешь?

– Так, просто хотел прояснить, сколько с тобой последователей[67].

Образовавшуюся в разговоре паузу заняла слегка скрипнувшая дверь и минутная сервировка стола. Появилась ваза с печеньем, бонбоньерки с конфетами и пастила.

– Рудольф, вот ты говорил про войска, хотите отомстить или пришли показать силу? ― попросил уточнить Свиртил.

– Скорее наказать, ― фон Кассель почесал бороду, ― Рим распахнул объятия, а Александр отказывается от короны и тянет за собой остальных.

Яков покачал головой. Он сам присутствовал при встрече представителей папы с Александром и очень хорошо помнил, как монах стал юлить, когда речь зашла о конкретной помощи. Рим предлагал строить монастыри, церкви и аббатства за русский счет, да еще и приплачивать. А что до короны, она того не стоила. Ярослав бы не простил такой открытой измены. Ведь Александра хотели короновать как великого князя, а не просто как новгородского короля. Яков тогда просек, что идет прощупывание почвы, и сделал все возможное, чтобы дальше разговоров дело не пошло. Не знал он только одного, что с подобным предложением обращались и к Андрею, да и к самому Ярославу Всеволодовичу.

– Он в своем праве, и поверь мне, Русь за Римом не пойдет, – сказал Гюнтер. – Живущие здесь люди обращаются в молитвах не столько к Богу, как к его святым, которые заменили языческих богов. И просят они не о «вечном спасении», а о помощи в повседневных нуждах. Улавливаешь разницу?

– Кто не с нами ― тот против нас. Даже Константинополь поклонился Риму. А то, о чем ты говоришь ― вовсе не ересь, ― макая печенье в вино, произнес Рудольф. ― Просто на первоначальном этапе можно идти на уступки. Дальше начнется очищение.

– Это последнее слово, ― с усмешкой сказал Яков, ― «очищение», ― явно передразнивая, ― мне слышится уничтожение. Я думал, что верующие в Спасителя смогут договориться.

– Договориться? – повышая голос, возбужденно произнес Рудольф. – Мы же предлагали совместный поход на куршей. Что вы ответили? Добыча того не стоит! И стали помогать нашим врагам. Но это все дела минувшие и не столь интересные. – И уже успокоившись, добавил: – Я не уполномочен вести переговоры, но мое слово может стать решающим, по крайней мере, среди братьев меченосцев. А поговорить с мудрыми людьми я всегда готов.

– Рудольф, а тебе не кажется, что война затянулась, и пора спрятать мечи в ножны? ― неожиданно спросил Савелий.

– Это так, – взвешенно и ненадуманно произнес ливонец. – Но не решены многие вопросы. Рано или поздно они всплывут вновь. Война неизбежна.

– А что хочет получить орден? ― подключился к разговору я.

– Вернуть Псков с Изборском и то, что было оттуда увезено. Помимо этого, орден беспокоит судьба короля Белы. Вместо того чтобы обратить свои взоры на Палестину, многие рыцари готовятся к битвам с кочевниками.

– Отдать добычу? Наши города? На это мы не пойдем, ― заметил Яков.

– Вообще-то я говорил о янтаре из Изборска, ― парировал Рудольф. ― Это стало бы шагом к примирению.

В комнате воцарилась тишина. Свиртил переглянулся с Савелием, но тот был в полном недоумении. Яков лишь отрицательно покачал головой.

– Вас уничтожат, ― вдруг сказал Гюнтер. ― Тебя, Андреса, епископа с его сарафаном, датчан. Вы обречены. И если твои соратники не значат для меня ровным счетом ничего, то тебя мне искренне жаль.

– Посмотрим. За пятьдесят два года я много раз слышал эти слова. Как видишь, жив и разговариваю с тобой, сын Фридриха.

– Случай… Помнишь ту загадочную игру с монеткой, так увлекшую нас там, на Неве? Как ты тогда сказал: «Неясная и неизбежная игра, в которую мы начинаем играть, едва рождаемся на свет».

– И бросаем эту монетку, – продолжил Рудольф, – вздыхая и задерживая дыхание, не ведая, будет ли судьба милостива к нашим желаниям, нашим открытиям, нашим иллюзиям и мечтам. Я помню.

– В этой обманчивой игре, заставляющей нас позабыть о наших страхах, мы идем вперед всякий день, принимая или отметая удачи и неудачи, несмотря на то, что все старания избежать ловушек судьбы столь тщетны, как попытки улизнуть от смерти. – Гюнтер вытащил откуда-то из одежды золотой августал и протянул Рудольфу. – Брось монетку, обмани смерть.

Ливонец внимательно изучил ее, после чего подкинул монету и та, стукнувшись о мраморную столешницу и пронзительно зазвенев, скатилась на пол, где остановилась у стены с фреской, стоя на гурте, не явив не аверса ни реверса.