— А отчего Клесх и Донатос враждуют?

Нурлиса хихикнула:

— Любопытная ты девка… Ладно, расскажу. Донатос Клесха на семнадцать лет старше. И он был тем креффом, который мальца привез в Цитадель. Ему тогда всего одиннадцать сравнялось. Дикий, как лесной кот, а уж грязны-ы-ый… Звереныш-зверенышем. Колдун его связанным вез, говорил — тот несколько раз пытался стянуть у него нож. Я тебе так скажу — ничего удивительного в том не было. Подобрал его Донатос где-то у Злого моря в рыбацкой лачуге. Парень первый раз помылся в Цитадели. И хлеба с мясом здесь же первый раз поел. Я его, звереныша, в мыльню кашей заманивала. Кашу любил — страсть…

Лесана смотрела как глаза бабки туманятся от воспоминаний и думала о том, сколько креффов и просто выучеников выпестовала старая наравне с наставниками. Сколькие еще сиживали в этой коморке? Скольких приводила она сюда за утешением? И казалась ей Нурлиса едва ли не духом самой Цитадели…

— Так вот, отмыла кое-как. Пока патлы стригли, его двое выучей взрослых держали, и то я едва с куском кожи ему волосы не отмахнула — так орал и вертелся. Донатос тогда сразу сказал, мол, парня надо бить, раз такой дурковатый. Нэд бить не велел, за ухо к себе отвел. Уж о чем они там говорили — не знаю. Но Клесх после этого спокойнее стал. Видать, Глава объяснил ему, что за стенами Цитадели каши нет, а вот Ходящих — видимо-невидимо. Но все равно с парнем время от времени припадки случались. То на одного кинется, то на другого. Он здесь самый молодший был. Кто поумнее — с ним не связывались, чего с полудикого взять? А иные наоборот любили подначить да растравить. А Нэд не знал, куда его деть. Учиться он со всеми учился, но дите же полудикое, к порядку не приученное — то заснет посередь урока, то сбежит. Ловили его, пороли. По-всякому снимали стружку. Да вот беда — он рано в силу вошел. Дар в нем проснулся поперед ума. Однажды в драке едва не убил послушника колдунов, чего уж они там не поделили, может Майрико…

— Майрико? — глаза девушки распахнулись, и она подалась вперед.

Нурлиса про себя усмехнулась. А разве скажешь, что вчера еще девка бревном лежала, ни на что внимания не обращая?

— Майрико, — кивнула она. — Клесх вокруг нее лисом ходил, не гляди, что девка на три года старше, зато красоты диковинной. Сколько он шишек за это насобирал… Она хороша была, не то, что ныне — оглобля страшная. Ее бы многие парни на сеновал затащить рады были, когда она в пору вошла. Дак, чего я говорила-то? А, ну вот, Дар в Клесхе рано проснулся. А совладать он с ним не умел. Креффом у него был, по-моему, Мораг. Ты его не знаешь, он погиб лет восемь назад. Так вот. Мораг с ним намучался. Как теперь помню — придет сюда, сядет у печки, глаза закроет и говорит мне: «Удавлю стервеца, как есть удавлю, всю душу вымотал». Вроде и сила в парне немалая, a управлять он ей не может, плещет она из него, как помои из поганого ведра — всех замарает, кто рядом ни есть.

Бабка встала, подбросила в печь поленце, пошуровала кочергой и вернулась обратно на скамью.

— Чего я уж говорила-то?

— Про помои, — напомнила Лесана.

— Какие еще помои? Про Клесха я рассказывала. Тьфу, дуреха, совсем ты меня не слушаешь. Ну, так вот. А Донатос однажды возьми да и скажи, мол, парень оттого силой швыряется без ума и подчинить ее себе не может, что с места рвет, а удила закусывать не приучен. Ну, или иначе как-то сказал, я уж не помню. Ну и посоветовал, ежели Клесх провинится, то пороть не его, а Майрико. Рэм — наставник ее, говорят, аж задохнулся, но Нэд рукой махнул, мол, так тому и быть. Девка — целительница. До смерти не запорют, а парень, может, в ум войдет.

У слушательницы глаза были, как плошки. Нурлиса поправила на голове платок и замолчала. Ждала, когда у девки иссякнет терпение. Случилось это быстро, едва не через пару мгновений.

— Ну, а дальше-то что? — спросила послушница.

— А что дальше? Дальше Майрико пороли, а Клесх потом, как собака, под дверями ее сидел — виноватый, аж серый весь.

— Разве же тогда можно было выученикам любиться? — запоздало опомнилась девушка. — Разве дозволяли?

— Не дозволяли, но и мешать не мешали. Блюли только строго. Девок в Цитадели всегда по пальцам было. А парней — полно лукошко. Да и народ они такой… Не всегда головой думают. Могут и обидеть. Но не об том речь. Так вот. Раз Майрико выдрали, два, три…

— Да что ж он, постоянно что ли дрался? — не поняла Лесана. — С кем все ратился-то?

— Да со всеми. Говорю тебе, Дар в парне рано проснулся, а ума не было. Дома-то растили его, как сорную траву, то ли отец, то ли дядька, ничего в голову не вкладывали — ни почтения перед старшими, ни порядку. А ежели и учили, так видимо, кулаком в брюхо. Я сразу сказала — дите забитое, даже и не дите — зверина злобная. Да и Донатос с ним в пути не нежничал, у этого кровососа терпения сроду не было. Ну и каков будет человек, если с малолетства его лупцевать? Чуть что не так — он сразу с кулаками и не глядит, на кого. А сколько тут над ним насмешников было? Это уж потом старались не задевать, а по первости…

Лесана кусала губы. Она так и видела затравленного мальчика, который за всю жизнь не знал ни добра, ни ласки.

— Что ж они, как звери какие… — покачала выученица головой.

— Звери? А как еще его учить было? Не человек, не полчеловека, в любой миг взвиться может, как пламя, и такой пожар устроить, что не погасишь. Учили его с собой справляться, — строго сказал Нурлиса.

И снова девушка покачала головой:

— Что ж слова-то ласкового никто не молвил? Уж и скотина безмозглая слово доброе понимает, а он дитем все же