Пришел доктор, прочистил рану Бет и зашил ее, но Бет так и не проснулась.

Кэмерон оставался с Хартом и инспектором Феллоузом в церкви, пока Феллоуз вызывал тех, кто был ему нужен, и старался разобраться в произошедшем. Йена это не интересовало. Все было кончено. Миссис Палмер мертва, а Бет чуть не умерла, пытаясь все исправить. Пусть Феллоуз делает все, как считает нужным.

Бет лежала без сознания. У нее поднялась температура, ее лихорадило, и она покрывалась потом. Как Йен ни старался промывать рану, шрам краснел и распухал, и лихорадка не проходила.

Йен всю ночь не отходил от Бет. Он слышал, как вернулись остальные. Ворчливый голос Кэмерона и тихие ответы Харта, почтительные голоса слуг. Он положил холодное полотенце на лоб Бет, жалея, что не может силой воли изгнать лихорадку.

Он услышал, как за его спиной открылась дверь, и раздались тяжелые шаги Харта, но Йен не поднял головы.

— Как она? — тихо спросил брат.

— Умирает.

Харт обошел вокруг постели и посмотрел на лежавшую без движения Бет. Он был бледен, лицо осунулось.

У Бет был сильный жар. Она стонала и металась на подушках. Когда ее рана касалась кровати, она как будто мучительно пыталась найти избавление от невыносимой боли.

Йен с гневом посмотрел на Харта.

— Это все ты и твои распутные женщины! Ты сделал из них послушных животных! Это они убили Бет!

Харт вздрогнул.

— Будь я проклят, Йен…

— Ты думал, Бет нужны мои деньги, наше имя. Зачем они ей?

— Сначала. Теперь я так не думаю.

— Слишком поздно, черт тебя подери! Она никогда ничего не хотела для себя, никогда ничего не требовала у нас. Ты не знаешь, что делать с подобными людьми.

— Я тоже не хочу видеть, что она умирает.

Харт положил руку на плечо Йена, но Йен стряхнул ее.

— Ты привез меня в этот дом, чтобы я стад твоим проклятым шпионом. Ты всю жизнь использовал меня во всех твоих махинациях. Ты забрал меня из сумасшедшего дома, чтобы я мог помогать тебе, но ты никогда не верил, что я не сумасшедший. Тебе просто надо было, чтобы я помогал.

— Это не совсем так, — сказал Харт, поджав губы.

— Но достаточно близко к истине. Ты думал, что я так безумен, что убил Салли. Я делал то, о чем ты меня просил, потому что был благодарен тебе. И я хотел защитить тебя. Я восхищался тобой, боготворил тебя, совсем как твои прирученные потаскушки.

Йен тяжело дышал, но его рука с нежностью касалась волос Бет.

— Ради Бога, Йен!..

— Я больше не буду выполнять твои приказания! Твоя проклятая властность убила мою Бет!

Харт застыл на месте, глядя на Йена.

— Знаю. Позволь мне помочь ей.

— Ты ей не поможешь. Ей уже ничто не поможет…

На мгновение их взгляды встретились, и впервые за всю жизнь Йена Харт не выдержал его взгляда. Харт не мог посмотреть ему в глаза.

— Уходи, — сказал Йен. — Я не хочу, чтобы ты находился здесь, если мне придется попрощаться с ней.

Харт постоял несколько минут, затем повернулся и вышел из комнаты.

Всю следующую неделю Йен выходил из комнаты, лишь когда надо было позвать Керри, а тот недостаточно быстро отвечал на его звонок. Бет в жару металась по постели с раскрасневшимся лицом, залитым потом, и стонала, когда что-нибудь касалось ее раны. Йен спал на постели, стоявшей рядом с ее кроватью, или в кресле возле кровати, когда Бет становилась слишком беспокойной. Керри пытался уложить Йена в соседней комнате, чтобы позволить горничной или Кейт обслужить Бет и привести ее в порядок, пока он спит, но Йен отказался.

Йен прочитал все книги в огромной библиотеке Харта и множество томов в том закрытом сумасшедшем доме, запоминая каждый современный метод медицины. Он на практике освоил метод лечения загноившихся ран, метод снижения жара, методы ухода за пациентом, чтобы он был спокоен и накормлен.

Доктор принес пиявок, которые помогли немного уменьшить опухоль, но Йену не понравились его мази и масла и шприцы с подозрительно выглядящими жидкостями. Он не позволял доктору с ними даже приближаться к Бет, чем вызывал громкие жалобы доктора, с которыми тот обращался к Харту, который ему нисколько не сочувствовал.

Йен каждый день промывал рану, удаляя сочившийся из нее гной. Он умывал Бет прохладной водой, с ложечки насильно кормил ее бульоном, когда она старалась отвернуться. Он велел Керри принести лед, который прикладывал к ране, чтобы спадала опухоль, и остужал льдом воду, которой мыл ее.

Йен жалел, что не может увезти Бет из Лондона, где угольный дым и сажа проникали во все окна, но он боялся потревожить рану. Он заплел в косы ее волосы, падавшие ей на шею, опасаясь, что будет вынужден остричь эти прелестные локоны, если жар не спадет.

Доктор пощелкал языком и предложил экспериментальное лечение, основанное на сере, добытой из обезьяньих гланд, и прочих чудесах. Он работал над ними совместно со специалистами из Швейцарии и, если бы спас невестку герцога Килморгана, наверняка прославился бы.

Йен выгнал его, угрожая применить силу.

Шел шестой день, жар не спадал. Йен сидел у постели, положив ладонь на ее руку, его мучил страх. Он потеряет жену.

— Так вот что такое любовь? — прошептал он. — Мне она не нравится, моя Бет. Это слишком больно.

Бет не отвечала. Ее распухшие веки приоткрылись, но голубые глаза ничего не видели. В этот день он не сумел накормить ее.

Йена тошнило, желудок у него бунтовал. Он вышел из комнаты, и его вырвало желчью. Когда он вернулся, то увидел, что ничего не изменилось. Она с трудом и хрипом дышала, а кожа была обжигающе горяча.

Она неожиданно вошла в его жизнь, прошло всего лишь несколько коротких недель, — и она так же неожиданно покидала ее. Чувство потери приводило его в ужас. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного. Даже в одиночестве и страхе, которые он пережил в сумасшедшем доме. Тогда это было самосохранение, а теперь это была пустота, разъедавшая его изнутри.

Он сидел в этой темной комнате в ожидании самого худшего, и воспоминания нахлынули на него. Его превосходная память сохранила их такими ясными, лишь чуть-чуть прикрытыми дымкой лет, прошедших между настоящим и семью годами, проведенными в сумасшедшем доме. Он помнил ванны по утрам, наполненные холодной водой, прогулки по саду под присмотром человека с длинной тростью, неотступно ходившего за ним. Пастух, как называл его Йен, всегда готовый при необходимости загнать пациентов в дом.

Когда приезжали другие лекари или важные гости, доктор Эдвардс читал впечатляющие лекции, а Йен в это время сидел на стуле рядом с подиумом. Доктор Эдвардс заставлял Йена запоминать имена всех присутствующих и повторять их. Заставлял слушать разговор между двумя волонтерами и в точности воспроизводить его. Вносили классную черную доску, и Йен решал сложные математические задачи за считанные секунды. Дрессированный тюлень доктора Эдвардса — так называл себя Йен.