Танец продолжался, мы ходили взад и вперед, как волны на море, такая медицинская полька, пока в конце концов я не провел псевдоконсультацию на крыльце, на ничейной земле между безудержной яростью и подавляющим пафосом.

А когда я вернулся в больницу, мой напарник пропел: «Привет, мне пора».

Сидя на дереве, я дал себе время подумать. Нам всегда будет, кого лечить, и с каждым днем больных становится все больше, и независимо от того, сколько денег мы вкладываем, мы никогда не оправдываем ожиданий.

А больные не только причиняют нам неудобства, они еще и невнимательны.

— Не обращайте внимания на собаку, — сказал мне пациент по телефону. Это фраза № 1 из списка «Что больше всего хочет услышать врач». Итак, я был загнан в угол как крыса, довольный хотя бы тем, что у животных разные способности к лазанию: белки делают это отлично, кошки тоже неплохо справляются, а кролики могут разве что поставить себя в неловкое положение.

К счастью, большие свирепые собаки и на кроличьи потуги не способны.

Я попытался крикнуть, чтобы привлечь внимание обитателей дома, но мне удалось только напугать пролетающего мимо грифа. Я подумывал о том, чтобы спрыгнуть с дерева и броситься к машине, но возраст дает о себе знать. Если бы я был актером, я был бы невзрачным приятелем Брэда Питта, просто ради шутки.

Но мы есть то, что мы есть. Как сказал бы Ницше: «Берегите своих врагов, даже больших свирепых собак, потому что они пробуждают в вас лучшее». Возраст придал мне некоторую безмятежность, я научился извлекать максимум пользы из плохой работы, наслаждаться мелочами — как, например, когда человека, которого вы терпеть не можете, обвиняют в преступлении, и он вынужден провести годы в сыром, плохо проветриваемом исправительном учреждении, заводя новых очень близких друзей.

Если бы вам удалось миновать слюнявого монстра у подножия дерева, от красоты ирландской сельской местности у вас захватило бы дух. Облегчившись, как обычно делают мужчины, оказавшись в какой-нибудь высокой точке с панорамным видом, я скоротал время, нацарапав несколько непристойных рисунков.

Мне было удивительно уютно в тени листвы, я наслаждался прохладным ветерком, навевающим запах навоза. В листве жужжали шмели, малиновка щебетала, и бабочка чуть шелестела крыльями. Если бы здесь появились Пятачок и Винни Пух, я бы ничуть не удивился.

Но моя идиллия была слишком краткой: «Тот, кто тень поймать хотел, / Счастья тень — того удел»[181]. Появился хозяин, уволок собаку и вернул меня в реальный мир.

— Мы прождали вас целый день, — укоризненно сказал он.

В маленьком, но скучном мире медицинского обозревателя использование цитат считается наивностью и признаком безвкусицы. Подразумевается глубокая ученость, как будто автор каждый вечер засыпает, свернувшись калачиком, прочитав дюжину страниц Сенеки с примесью Мольера. На самом деле это означает, что он проштудировал Большую книгу цитат, хранящуюся в туалете, чтобы с ней можно было подробно ознакомиться, пока Великий писатель напрягается.

Однако красивые фразы остаются неотъемлемой частью арсенала обозревателя, поскольку это избавляет нас от необходимости придумывать их самим.

Когда я начал работать в Кроссмаглене, там не было дорожных знаков. Их убрали услужливые местные жители, чтобы сбить с толку британскую армию и других офицеров округа. Сбить с толку нового врача общей практики было просто приятным бонусом.

Поэтому, остановившись спросить дорогу у парня, я повесил стетоскоп на видное место, чтобы меня не приняли за человека, распространяющего подписку на платное телевидение. Парень сидел на воротах, бесцельно глядя вдаль: неопровержимое свидетельство обширных знаний местности. Один из непреложных законов сельской местности гласит: чем более не от мира сего ты выглядишь, тем ты проницательнее. Поэтому я надеялся на четкий ответ.

Он был рад помочь, хотя его взгляд так и оставался отсутствующим.

— Вероятно, вы наш новый врач, — сказал он сметливо. — Поезжайте вперед еще полтора километра или около того, но только откажитесь от права. Вы увидите перекресток, держитесь прямо, поверните налево у гипсовой коровы, и дом будет прямо перед вами. Хотя, чтобы добраться до него, вам придется выйти из машины и идти в противоположном направлении — да, точно, уйти от него. Это противоречит интуиции, как Красная Королева в Зазеркалье, но там есть петля во времени и пространстве, вы пересекаете горизонт событий, как в «Звездных вратах»…

Указания продолжались, но я больше не слушал. Я потерял нить, пребывая в восторге и задумчивости.

Откажитесь от права! Отказаться от права? Что он имел в виду? Какие запретные удовольствия, какая великолепная перспектива разврата и порока лежала на этой проселочной дороге? Что было так заманчиво, что я должен был от этого отказываться?

В конце концов я вынырнул из грез, выписал ему рецепт на антибиотики (традиционный жест благодарности за оказанные услуги) и быстро проехал мимо поворота направо, упорно глядя в другую сторону и сопротивляясь желанию с головой зарыться в котлы с мясом[182]. Как сказал бы Оскар Уайльд, «единственный способ победить искушение — подхватить из-за него неприятную болезнь».

Но иногда по ночам я все еще думаю об этом…

Нас связывает гораздо больше, чем просто секс. Мы товарищи по оружию, воюем в одном окопе, и если бы меня попросили ради них пойти под пули, я бы даже не задумывался.

Участковые медсестры. Я не смог бы обойтись без них и их уникального сочетания знаний, опыта и здравого смысла, которое живо, несмотря на попытки подрезать им крылья со стороны распухающей бюрократии.

Иногда мы вместе ходим на вызовы, и здесь важна тактика. Я прислушиваюсь к их советам, а затем повторяю их другими словами, чтобы это выглядело так, как будто это действительно мое собственное мнение.

Если меня попросят высказаться напрямую, я буду внимательно следить за выражением лица сестры. И даже открыв рот, я готов в любой момент изменить тактику и противоречить себе, если это необходимо. Например: ваша язва все лучше, я не думаю, что нам нужны еще антибиотики, — и затем, уловив недвусмысленный намек на хмуром лице: но все-таки дела не настолько хороши, как я надеялся, поэтому думаю, что антибиотики понадобятся.

У Джо была обширная и трудноизлечимая язва. Медсестра перебинтовывала ему ногу, а я тем временем вел приятную беседу у изголовья кровати, подальше от зоны боевых действий.