Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так происходит с реальными людьми, — пожала плечами Хани. — Они болеют, забывают твое лицо, умирают, разочаровывают. — Она замолчала и отвернулась к окну. Солнце боролось с сумерками за наступающее утро, окрашивая небо вокруг медной женщины в сулящий надежду персиковый цвет. — Я никогда не сдам тебя, Марлоу, — продолжила Хани, — но считаю, что ты поступишь глупо, если не вернешься в Созвездие. Ты сбежала сюда, бросив своих фанатов, чтобы посмотреть на реальных людей? Найти настоящих родителей?
— Только одного, — поправила ее Марлоу. — Отца.
Хани нахмурилась, отвернулась от Марлоу и, сунув руку в щель между своим креслом и стенкой дрона, пошарила в кармане дверцы.
— Не знаю, не знаю, — произнесла она.
А когда повернулась к Марлоу, в руках у нее было письмо из квартиры Орлы Кадден. Во рту у Марлоу внезапно пересохло.
— Не сердись, — быстро сказала Хани. — Оно выпало у тебя из джинсов вчера вечером, когда я искала твою пижаму.
Марлоу схватила конверт, и Хани без сопротивления отдала ей письмо со счастливым самодовольством человека, который уже знал его содержание.
— Но ты не могла прочитать его, — возразила Марлоу, взглянув в лицо Хани. — Оно написано от руки.
— Слушай, это меня задевает, — вздохнула Хани. — Я слежу за тобой с детства и знаю о тебе все до мельчайших подробностей. Но ты ничего обо мне не знаешь. Я ведь только что сказала, что училась в католической школе.
Марлоу спросила:
— И какое, черт подери, это имеет значение?
Как оказалось, огромное.
Глава семнадцатая
Орла
Нью-Йорк, Нью-Йорк
2016
В тот вечер, когда Астон сжег дотла свою новую квартиру за пятьдесят девять миллионов долларов, Орла и Флосс находились в больничном крыле со стенами чахлого розового цвета и ждали в комнате, которую им выделили, чтобы их присутствие не отвлекало персонал от работы. Девушки дремали на пластиковых стульях, прислонившись друг к другу головами. Утром их разбудила сестра, и они пошли навестить Астона. Врач сказал, что ему повезло, но по его виду Орла так не сказала бы. Ли Кумон сидела у окна, гневно зыркая на них через палату.
Зазвонил телефон, и Орла даже не сразу поняла, что это ее мобильный. Она заново привыкала к его пиликанью, поскольку отключила режим без звука лишь недавно, когда травля, длившаяся несколько недель, наконец поутихла. Девушка вышла в коридор, чтобы послушать сообщение на автоответчике. Еще раньше, чем женский голос начал говорить, Орла впервые в тот день взглянула на часы на стене и поняла, кто это. Она пропустила прием у врача.
Орла уже собиралась перезвонить, чтобы записаться на другой день, но тут в коридор вышла плачущая Флосс и сунула свой мобильник под нос подруге, показывая ей имейл.
— Это от телесети, — объяснила она. — Нас официально закрыли. Я, конечно, знаю, что они приняли решение в ту самую минуту, когда девочка умерла, но… — Она кивнула в сторону палаты Астона и с горечью произнесла: — Теперь, из-за всего этого спектакля… они говорят, что сомневаются в нашем здравом рассудке.
Проходившая мимо медсестра глянула на Орлу через плечо и покачала головой, выражая бескомпромиссное осуждение всей ее сущности, словно она не имела права находиться здесь, да еще и с Флосс, и вообще жить на свете.
Орла оттолкнула телефон подруги.
— Тебе сейчас больше не о чем беспокоиться, кроме сериала? — спросила она. — Господи, тебя никогда не тошнит от самой себя?
Уязвленная Флосс икнула и заморгала.
— Что ты на меня взъелась? — гнусаво протянула она.
— Это все ненастоящее. — Орла щелкнула пальцами, схватила воздух, ущипнула что-то невидимое. — Разве ты не понимаешь? Все, что ты делаешь, — это пшик.
Флосс не вытирала слез, которые затекали в рот и катились по подбородку. Не зря она славилась, кроме прочего, уродливыми рыданиями.
— Сериал — это и твоя работа, если ты забыла, — ревела она. — Наверно, ты не боишься потерять ее, потому что считаешь себя особенной, да? Собираешься стать писательницей?
— Я стану писательницей. — Орла услышала в своем голосе оттенок отчаяния, высокий и тонкий, но проигнорировала его. — Для меня с прошлым покончено. Ты прославилась благодаря своей настырности, а я собираюсь пробиваться за счет таланта, он у меня есть. И в этом разница между тобой и мной.
Флосс резко развернулась и удалилась, шлепая сандалиями. На двери в конце коридора висела табличка «НЕ ВХОДИТЬ. ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», но она решительно шагнула внутрь и исчезла.
Мать Астона высунула из палаты злое лицо, дотянулась до ручки двери и захлопнула ее.
Орла положила ладони на поясницу и прислонилась к рейке на стене, массируя ноющую спину. «Я права, — подумала девушка, подкрепляя свою уверенность, — она уже автоматически сомневалась в себе. — Я все сказала правильно».
Но она заблуждалась. Права она была не во всем: Орла ошиблась, сказав, что для нее с прошлым покончено и она может вернуться к старой жизни, словно последний год ее ничуть не изменил. В действительности все наоборот. Как бы это приключение ни разрешилось, у Флосс все будет хорошо. И у Астона, как заверяли доктора, все будет хорошо. У Крейга все будет хорошо. У Мелиссы все будет хорошо. У Дэнни все будет хорошо. Существовало лишь одно крошечное и неотвратимое доказательство того, как они прожили этот год. На этой неделе оно было размером с авокадо и жило внутри Орлы.
* * *
Было так много способов избежать того, что случилось потом.
Если бы она явилась на аборт.
Если бы она перенесла день операции, а не вешала трубку каждый раз, когда во время звонка в регистратуру приходилось ждать очереди, снова и снова, пока наконец срок не достиг пяти месяцев и аборт уже был просто невозможен. И это произошло не потому, что она хотела ребенка, не потому, что испытывала чувство вины, но по той же причине, почему с ней вообще случалось что-то в жизни: она не могла принять решение.
Если бы социальный работник, с которой она встречалась по поводу усыновления, не задержала на ней взгляд и не перепроверила имя в бланке. Если бы она не сказала со вздохом в середине разговора: «Сначала пары не будут знать, кто вы, но потом вы с ними встретитесь и тогда будете разбираться… с проблемой».
Если бы Мария Хасинто согласилась издать книгу Орлы, а не вышвырнула ее, чавкая своей булочкой.
Если бы Дэнни любил ее.
Если бы она любила Дэнни.
Но ничего этого не случилось. А произошло вот что: через