к нему. С первого взгляда. Хотя в реальности мало кто из молодняка соответствовал его ожиданиям. Когда он учил выживанию, охоте, рыбалке, всё шло нормально, но когда пытался давать знания, выходящие за рамки жизненно важных (как казалось тогда мальчишкам), – подопечные начинали «тупить», и ему не хватало терпения. Он мог наорать, а в отдельных случаях и по шее треснуть. Поэтому быстро терял энтузиазм, махал рукой и уходил на свою пасеку – пить и выращивать пчёл. Они, мол, и то умнее. Может, из него и получился бы хороший лидер общины, но рутину он терпеть не мог.

«Танки» остались уже далеко позади.

– Это не армейские, – снизошёл до объяснения дядя Женя. – Внутренние войска. Мне отец говорил, их куда-то передислоцировали в те последние дни. Эх, как я рад, что не жил тогда. Страшно… когда твой дом рушится, и ни хрена нельзя сделать. А мы… Что мы? Мы тут с самого рождения живём. У нас сплошной пожар в психушке. Даже те слегка спокойные пятьдесят лет, которые у нас в Сибири были… и те кончились.

В целом трасса была удивительно пустой.

«Война случилась в субботу, – рассказывал Сашке дед. – Большинство или по домам, или по дачам сидели. Мало кто куда-то ехал».

Все желающие успели поглазеть на боевые машины. Хоть какое-то разнообразие. А Пустырник… Младший подумал, что Евгений Мищенко тут уже бывал, ещё когда был просто отшельником, живущим на отшибе. Ни за кого не отвечал и мог сорваться в любой поход.

Экспедиция двигалась на запад, к Омску, когда в том месте, где начинался поворот с трассы на Калачинск, дозорные заметили чуть прикрытую снегом покрышку. Одного взгляда хватило, чтобы понять – шина пролежала тут не десятки лет, а несколько дней. Чужаки поменяли её, напоровшись на что-то острое. Они могли быть уже далеко – уехать в сторону деревни Куликово, сделать крюк к северо-западу, просёлочными дорогами выбраться на трассу Р-254 и двигаться в сторону Омска. Но Пустырник решил проверить поворот.

Прямо к северу от трассы лежал Калачинск – небольшой мёртвый город. Кирпичные дома в три-пять этажей и привычные уже покосившиеся деревянные домишки – без стёкол, с ввалившимися крышами. Проезжая мимо полуразрушенной часовни, некоторые крестились.

Всего через десять минут дозорные заметили на главной улице в здании, где когда-то находилась «Семёрочка» (магазины эти были оформлены однотипно, и какие-то элементы вывески сохранились на фасаде), – движение. Из окна второго этажа шёл дымок. Кто-то грелся и даже не скрывал, что топит печку-буржуйку или жжёт костёр. Сомнений быть не могло.

Дополняло картину то, что рядом с бывшим магазином удалось рассмотреть два враскоряку припаркованных грузовика. После подхода основных сил здание окружили и попытались подобраться незамеченными.

Но наружное наблюдение у «сахалинцев» велось. В том, что это именно старые знакомые, бойцы «Йети» вскоре убедились. Кто-то из разведчиков узнал их грузовики – обе машины были в составе оккупационных сил в Заринске. И у обеих кабины имели нанесённую вручную камуфляжную раскраску. Это тоже были «Уралы», но удлинённые, с повышенной грузоподъёмностью. И без всяких газогенераторных переделок.

Гостям с запада просто и прямо предложили сдаться. У сибиряков были свои резоны. Сашка слышал разговор Каратиста и Пустырника (а слух у него был хороший, в отличие от зрения). Лидер киселёвцев убеждал Пустырника, что в «Уралах» – очень ценный груз. Мол, за ним они сюда и заехали, временно отделившись от основного отряда. Что-то важное было у них тут припрятано. Дядя Женя качал головой, то ли сомневаясь, то ли раздумывая. Может, и не рассчитывал на трофеи. Но и оставлять эту группу у себя в тылу было неразумно.

Те решили отбиваться до последнего, надеясь на чудо. Конечно, они тоже сразу поняли, кто к ним пожаловал. Снайпер застрелил парламентёра, посланного для отвода глаз. Ефим Бурлюк, здоровенный новобранец из Заринска, вызвавшийся на роль переговорщика, отчасти сам был виноват – стоял в полный рост, хотя ему велено было поостеречься. Гибель его взбесила и без того злых бойцов «Йети» до предела.

После этого ордынцы – потом оказалось, что это добровольцы из Перми, – отстреливались до последнего патрона и дрались за каждую комнату, с отчаянием обречённых.

Магазин «Семёрочка», большой домина с окнами, половина которых была разбита лет пятьдесят назад, мало подходил для обороны. Но чужаки, надо отдать им должное, попытались. Стреляли они нечасто, но метко. Видимо, какую-то подготовку прошли, не были зелёными. И всё закончилось бы ещё хуже для осаждающих, но у защитников древнего магазина не было пулемётов или патронов к ним, а у «Йети» их было несколько. Штурм закончился короткой рукопашной в узких коридорах небольшого подвала, несколько отсеков которого пришлось просто забросать гранатами.

В здании оказалось много наскоро устроенных баррикад из тележек и стеллажей, из-за которых защитники отстреливались.

Младший хотел быть в самой гуще, как тогда при штурме Санатория с заложниками (хотя от страха подрагивали колени), но Пустырник запретил ему лезть вперёд. Мол, ты теперь при штабе, там больше пользы принесёшь.

Сашка не хотел себе льстить: вряд ли его считают таким ценным, скорее, просто дядя Женя хочет его сберечь, выполняя какой-то долг перед Сашкиным отцом, погибшим вождём, с которым он так часто спорил и ругался до хрипоты.

Кроме парламентёра, потеряли ещё одного убитым – это был их сосед из Прокопы Лёва Зенков.

Младший вспомнил, как проходил мимо Лёвкиного дома и перебросился с ним парой фраз в тот день, когда закончилась их мирная жизнь в Прокопе, в день их отъезда. И вот теперь Зенков мертв – пуля из винтовки пробила ему живот, и он умер в мучениях. Сашка уже в который раз подумал, что страшна не сама смерть, а умирание.

Ещё четверо были тяжело ранены. А «лёгких» было не меньше десятка. И не только с пулевыми ранениями – гранаты гости из-за Урала тоже швыряли из окон. Поэтому имелись и контузии, и порезы осколками.

После победы пленных казнили – перекололи штыками и ножами.

«Сдались бы сразу, остались бы живы, – сказал им Пустырник. – А теперь извините».

Он кривил душой, скорее всего. Один чёрт бы перебили. Ну, что было с ними ещё делать? Отпустить, чтобы они добрались-таки до своих хозяев и предупредили их? Эскортировать под охраной в Кузнецово? И кто за ними там будет следить? Конечно, вырезать гораздо проще. Роль палачей исполнили братья Красновы. Из комнаты, куда согнали пленных, доносились звуки, как со скотобойни – вой, удары и крики, перемежавшиеся матюгами. Слушать это было тошно, и Пустырник вмешался, собственноручно пристрелив