нескольких пленных, предельно экономя патроны. Стоя за дверью, Сашка прислушивался к тому, что творится у него в душе. Гнева, который он испытывал во время битвы в столице, сейчас не было в помине. Только усталость и отупение.

Что с ними происходит? В Заринске, когда выгоняли ордынцев и предателей, после кровавой мясорубки, казалось, что уж теперь-то всё закончится. Но этот ужас никак не заканчивался… И неизвестно, что будет дальше. Хотя тогда они расправлялись с вооружёнными врагами, незваными и причинившими много зла.

Парень подумал, что на него смотрели бы косо, узнав о его сомнениях. Хотя Саша хорошо понимал, кто для него свои, даже если они в чём-то неправы. Просто он не мог представить себя на месте Красновых. И за эту слабость ему было стыдно. И еще за мыслишку: «Они делают это не потому, что мстят, а потому, что теперь можно. Здесь их не видят жёны, дети… Поэтому можно покуражиться».

Фигня. Не надо приписывать нормальным людям такие гадкие помыслы. Они просто через многое прошли. Его деду зрелище казни точно бы не понравилось. Но сам Сашка, выросший в чистилище, повзрослевший в аду, считал, что старый Данилов был в своей мягкотелости неправ. Парень думал, что уж сам-то не подвержен тому, что дед называл «интеллигентскими соплями». Младший не представлял себе, какая болезнь может так называться. В детстве думал, что речь идёт о какой-то особой простуде. Потом понял, что это метафора. И ему было даже обидно, когда оказалось, что он всё-таки к этому немного склонен. Иммунитет оказался неполный.

* * *

Сибиряки не собирались задерживаться, но Младшему всё-таки удалось посмотреть на супермаркет изнутри. Рекламный стенд в виде человеческого силуэта валялся у входа, краска вся слезла, но табличка в руках плоской фигуры ещё что-то обещала. Скидки? Карьерные перспективы? Парень попытался вспомнить, чего там было у них в прежней жизни… Но всё настолько выцвело, что ни слова не разобрать.

Он знал, что теперь их перспектива – драться насмерть в старых, давно не видевших людей развалинах, где обитали только призраки, да ещё временами – дикие звери. Или сдохнуть, или победить и увидеть следующий день, наполненный новыми испытаниями.

Всё свободное место в грузовиках «сахалинцев» было занято оружием… которое находилось в таком состоянии, что Пустырник с Каратистом заключили: почти всё оно стрелять никогда не смогло бы. И боеприпасов к нему не было. Судя по всему, в подвале здания находился временный склад, при котором дежурили человека два-три и куда свозились ценности. А остальные пермяки приехали забрать всё ценное для эвакуации на запад, в тыл. Это вооружение наверняка добыто из воинских частей в мёртвых городах, где оно лежало, открытое непогоде и коррозии, с самой Войны. Пулемёты, гранатомёты, миномёты.

Для чего эти «стволы» вообще везли? Думали, что механики-оружейники сумеют их восстановить? На запчасти? Всё это уже роли не играло и значения не имело.

Что касается грузовиков «сахалинцев», мотор одного из них был неисправен. Младший особо не понял из разговоров взрослых, что там полетело – аккумулятор или карбюратор, но этим и была вызвана задержка.

А ещё у них были почти полные баки, но явно этого недостаточно для поездки за Уральские горы. Значит, в радиусе пары сотен километров у врагов могла быть база с хранилищем топлива.

Оружие сибиряки в основном оставили. Может, когда-нибудь заберут, но это не к спеху. А тот из грузовиков, который был на ходу, решили временно присоединить к своей колонне. В него, где теперь освободилось место, поместили раненых.

Увечного, колченогого пленного оставили в качестве «языка». Такой, мол, не убежит. Один проводник, ордынец по имени Павел, у них уже был, но пригодится и этот. Чтобы не сговорились, пленных держали раздельно, почти всегда связанными или с мешком на голове. И если Пустырник и Каратист пытались держаться с ними ровно и слишком сильно не ломать – из прагматичных соображений, чтобы получить больше информации, – то остальные относились хуже, чем к собакам.

Кровавый угар прошёл, бойцы «Йети» спешили покинуть место бойни.

Вечером один раненый умер, чуть позже скончался другой, несмотря на все старания их фельдшера. Третий, Лёха Мещеряков, был очень плох, лежал в лихорадке и бредил. Тряска в дороге оказалась ему совсем не полезна. Четвёртый, по имени Степан, родом из Киселёвки, хоть вроде и шёл на поправку, оказался теперь бесполезен – рука его, пробитая пулей калибра 5.45, повисла плетью, и он не мог даже просто поднять ружьё, не то, что стрелять. Это только Колотун с детства даже гвозди умел забивать своей рукой-«варежкой» (по поводу его мутировавшей руки ходило множество скабрезных шуток).

Боли у Степана тоже были сильные, и могло начаться нагноение.

Несмотря на огромный «профицит» в соотношении убитых и погибших, радости не было. План «Ответный визит» начался не с той ноги.

На первом же после боя привале бойцы ворчали – с оглядкой, косясь на Сашку. Костерили всех, начиная с правителя Заринска – Захара Владимировича Богданова. Мол, он не лучше зарытого в землю за измену временного правителя Бергштейна и во всём слушает свою старшую сестру Татьяну Владимировну, которая при жизни их отца отвечала в Заринске за социальные вопросы.

Про неё, кстати, ходили слухи, что якобы лет пять назад она уморила своего мужа. Но всё равно в городе её уважали. Говорили даже, что если бы она родилась правильного пола, то сменила бы отца. Но её угораздило родиться женщиной, а подчиняться бабе, пусть даже очень умной и дочке самого Владимира Богданова… это позор. Даже если она не «чёрная вдова», и муж её Григорий, который занимал пост в заринской милиции, помер сам, действительно подавившись огурцом с похмелья.

Кто-то поругивал самого Богданова-старшего, человека, каждый факт биографии которого превратился в легенду. Хоть и оговорившись, что лучшего всё равно не бывало. Разве что Демьянов Сергей Борисович, но тот слишком рано умер.

Но, по их словам, в последние годы жизни грозный правитель Владимир Первый (хотя он и запрещал так себя звать) был сам не свой, и Сибирская Держава стала для него чем-то вроде личной собственности. На все важные посты он пристраивал не толковых людей, а своих родственников, потому что больше никому не доверял. И в первую очередь думал о создании династии, а не о государстве. Вот такие велись разговоры…

Сашка порадовался, что Прокопа так далеко от Заринска и они жили себе и не знали всех этих «скандалов, интриг и расследований». В их глуши всё было как-то проще и