Отсюда постоянные звонки. За дотошность разрабы прозвали ее «Династия Мин» и «Мин-Разрушительница».

Люди заметили, что она обожает конфликты. Каждый день, иногда по нескольку раз, она звонила своей сестре Тун, юрисконсульту фонда, и они часто ссорились. Те, кто жил с Кейси и Мин в Цуге, постоянно становились свидетелями их скандалов – раз по десять на дню, даже по поводу остроты блюд навынос, которые Кейси заказывал для Мин. По ночам их крики становились невыносимыми.

Ее неуживчивость влияла и на отношения с коллективом. Иногда в своих легендарных телефонных разговорах она переходила на личности. Много лет спустя человек, считавшийся ее другом, назовет это «несколько оскорбительным», но потом добавит: «С рациональной точки зрения это было тогда необходимо – уж такова крипта. Иногда, чтобы что-то сдвинулось, нужно быть ужасно энергичным. Надеюсь, это не что-то психологическое и не оправдывает ее оскорбительные поступки». Даже он признал, что со временем ее поведение стало неприемлемым.

Ее припадки гнева, оскорбления и вспыльчивость наводили на мысли о психологических проблемах. Один человек предполагал биполярную депрессию или как минимум расстройство личности. Другой, считавший, что у нее налицо психическое заболевание, говорит, что Мин и сама рассказывала о своей депрессии, но неясно, ставили ли ей диагноз. Один сотрудник называл это «отцовским комплексом», а ее друг считал, что в детстве она пережила жестокое обращение или как минимум росла под сильным психологическим давлением. Мин рассказывал человеку в ETH Dev, что с ней жестоко обращался парень, а не отец, но при этом говорила о своей сестре так, словно Тун была любимым ребенком. (Тун работала комиссаром по ценным бумагам штата Гавайи.) Человек с опытом работы психотерапевтом говорит, что у Мин, вероятно, расстройство личности, ссылаясь на ее «полную неспособность воспринимать информацию и реагировать на нее объективно». В чем бы ни крылась причина, люди называли ее мировоззрение «бредовым», «искаженным», «нездоровым». Один человек высказался: «Кое-кто говорит, что она малость неадекватна. Я бы так не утверждал, но объективности ей явно не хватало».

Мин настолько не подходила для своей должности, что люди не понимали, как она умудряется оставаться исполнительным директором, и предполагали (либо до них доходили слухи), что Виталик нанял ее для изучения китайского. Впрочем, под этим нет никаких оснований: это опровергает сам Виталик, и к тому же, по его словам, она владела китайским хуже, чем он сам. Другие объясняли ее положение любовью Виталика к азиаткам. Мин и сама его из-за этого поддразнивала. Другие в Ethereum считали, что его чувства не совсем платонические. Иногда, наблюдая за их общением, один программист задумывался: «Минутку – они друзья или они встречаются?» По его словам, хотя она относилась к нему как к сыну, «Виталика она интересовала не как мать… Он знал, что ее парень – Кейси, но искал семейных, романтических отношений». Этот человек предположил, что свою роль могли сыграть его прошлые отношения с девушкой из Азии. (Виталик утверждает, что в этом смысле Мин его не интересовала.)

Еще один человек, полагавший, что единственное логичное объяснение присутствия Мин в фонде – интерес Виталика к азиаткам, в поддержку этой теории сказал: «У меня сработало чутье», добавив, что он и сам понимает, каково быть застенчивым парнем в двадцать с небольшим. Он помнит, как в том возрасте работал с начальницей на двадцать лет старше него и поддерживал с ней очень хорошие отношения, по-своему заменявшие романтические.

Представьте, что вы можете выбрать собственного начальника – человека, с которым проводите кучу времени. Вы чувствуете себя безопасно, потому что в этих отношениях нет сексуального напряжения. Зато есть материнская связь, заполняется эмоциональная пустота внутри, и в этом контексте можно создать сильные эмоциональные отношения… Это совершенно нормально. Представьте, что вы – парень двадцати лет, руководите огромным фондом и имеете авторитарный контроль над ним. У вас нет свободного времени, вы общаетесь только с коллегами. Это не то что нормально – это практически неизбежно.

Виталик, отвечая в мессенджере на вопрос об этом, написал просто: «Чё?»

Но через некоторое время дружеские и шутливые отношения Мин с Виталиком превратились в токсичные. Ему часто приходилось выслушивать ее крики – то без определенной причины, то по поводу других людей, но часто – насчет него самого. Через некоторое время нескончаемые вспышки гнева стали его травмировать. Он видел, что она относится к нему по-матерински, но при этом не уважает его независимость. Чтобы выбраться из-под ее контроля, он решил создать в Сингапуре отдельное юридическое лицо. Мин об этом даже не знала, пока Дмитрий, отец Виталика, не обронил на «ДевКон 2», что фонд, скорее всего, переедет из Швейцарии в Сингапур. (Сам Дмитрий не помнит этого разговора или даже того, что сам знал о EAPL.) Мин была в шоке. Она чувствовала, что Ethereum Asia Pacific Ltd. лишит ее власти, а Виталик, и так практически поселившийся в Азии, ускользает из рук. Как она ни тянула, но все же согласилась дать деньги фонда на организацию. Виталик стал получать из них зарплату и нанял в качестве исследователя своего друга Вирджила Гриффита – PhD из Калифорнийского технологического института, которому когда-то присылал первый черновик «белой книги» Ethereum. Подразделение позволило Виталику нанимать людей, не спрашивая каждый раз одобрения Мин. Это был маленький бунт ради свободы, и он дал Виталику ощутить, на что может быть похожа работа в Ethereum без Мин.

Но незадолго до этого Мин добилась преимущества и для себя. Почти год, согласно швейцарскому реестру, в совете фонда значились, несмотря на их уход, прежние «профессиональные» члены – Ларс, Уэйн и Вадим, а теперь наконец был объявлен новый состав: Виталик, юрист из Цуга Патрик Сторченеггер и Мин.

10. Июнь 2015 – 19 июля 2017

Пока программисты Ethereum оправлялись от последствий скандала с The DAO и DoS-атак, выискивая слабые места протокола, криптомир открывал для себя возможности крипты в целом и Ethereum в частности.

Чуть больше года назад, в мае 2016‑го, когда The DAO заканчивала свой исторический краудсейл, Фред Эрзам, соучредитель американской криптобиржи Coinbase, выложил пост под названием «Ethereum – передний фронт цифровой валюты». В нем он ставил вопрос, почему до сих пор в биткойне создавались только кошельки и обменники (тогда как интернет подарил миру Google, Amazon, Netflix и многое другое). «По моей теории, скриптовый язык биткойна – та часть каждой транзакции, которая позволяет запускать небольшую программу, – слишком ограничен, – писал он. – И вот появляется Ethereum. Ethereum взял язык программирования биткойна