И ещё – мы, наверное, последние, кто может видеть это место.

Рядом уже кипит работа. Извиваясь как огромный змей, своим хвостом Оку перегородил земснаряд. Намывают острова. На них бьют сваи. Строится мост. Он будет двухъярусным. По нему в центр города ломанут машины, а в тоннель, внутрь Дятловых гор будут нырять поезда метро.

Всё это необходимо городу. Как журналист, профессия которого – писать о транспорте, я уже письменно одобрил это дело.

Но на прошлой неделе я поглядел проект и понял, что для подъёма транспорта придётся строить весьма прихотливый серпантин дорог. Не заденет ли один из изгибов своим могучим разворотом своим эту террасу. Святилище, конечно, не тронут, но, наверно, оно быстро исчезнет само собой на этом крутом склоне.

Мучительно хочется знать, как звали богов, прилетавших сюда, в устье Волги.

А было это давно. Керамика принадлежит поздняковской культуре. Стык второго и первого тысячелетий до новой эры. В Египте строятся пирамиды. Троянская война уже состоялась, но Гомер – воспеть её – ещё не родился.

* * *

…Так всё-таки, как же звали этих богов? Живы ли они? Берегут ли они нас – чужих, не понимающих на их языке и совсем забывших делать им подарки?

Или как в анекдоте о налоговом инспекторе: «Их не звали, они сами приходили»?

Между прочим жертвой этих окских и волжских склонов стали за длинную историю тысячи нижегородцев. Склоны сползали в кремле, заваливая в ночи дома. Мощный оползень летом 1597 года ночью в одночасье убил Вознесенский Печёрский монастырь, тот самый, где когда-то монах Лаврентий написал свой знаменитый и самый старый из дошедших до нас с дальних времён Лаврентьевский список русских летописей. Оползни убивали монахов Благовещенского монастыря и жителей Нижнего Базара. Великолепная Рождественская Строгановская церковь стоит на такой сползшей вниз горе, под которой, вероятно, десятки домов, засыпанных ранним весенним утром, когда люди ещё спят.

Но – у этого перекрёстка дорог в центре России великая судьба. Он собрал замечательные личности, яркие события. Он красив и неотразим (не люблю и не понимаю это слово, но чувствую в этом случае его точность: просто слабо мне так вот одним мазком выразить то, что отзывается на образ его в моей душе). И перекрёсток этот мне – дом. А я не из тех людей, кто меняет небо над головой.

* * *

Студенты, люди получившие среднее образование, не один раз спрашивали меня, когда был каменный век. Вопрос, требующий встречного вопроса: где? Собственно, есть на Земле места, где этот самый каменный век ещё не завершился. Народы развиваются очень неравномерно – и понять бы, отчего. А применительно к нам каменный век… Нет, он, конечно был значительно раньше поздняковской культуры.

Итак, кто же такие эти люди поздняковской культуры? Они предки русских? Или марийцев? Или и тех, и других?

Кто их боги?

Поздняковские боги – красиво звучит?

Здесь, на окском обрыве, омывают меня ветры тысячелетий. А я сижу на валу, в месте где сходятся почти все мыслимые границы, и гляжу на мой огромный город. На синюю даль, в которой теряются отстоящие отсюда на добрые сорок километров Дзержинск и Балахна, на леса, на озёра. Это там, в тех лесах, веками лежала под песчаными холмами как удивительное послание нам лосиная фигурка, сделанная людьми около четырёх тысяч лет назад.

Может быть, это и есть та земля Калева, о которой поёт знаменитый финский эпос?

Может быть, здесь удивился силе человеческого слова и музыки древний сказитель, видя, как на этом самом окском берегу старый верный Вяйнемёйнен, вековечный прорицатель, сколачивает пеньем свой челнок: песню спел – и дно готово…

Просто это песню слушали боги. Поздняковские боги, имена которых забыты и которые потому уже не могут, наверное, быть вызваны нами на помощь.

Моя левая рука, которой я опираюсь на землю, касается чего-то твёрдого. Осколок древнего сосуда чёрен и хранит следы холста.

Я пью здесь сегодня пиво.

Как знать, может быть, именно древнее пиво было в том разбитом здесь сосуде?

Украдкой – вдруг меня кто-то видит – смахиваю из бутылки глоток пива на землю.

Вспоминается старый карт – марийский жрец – из окрестностей Шаранги. Его давно нет в живых. Звали его Аркадий Васильевич.

Мы сидели в его избе и говорили о священной роще. «Есть роща. Ходим туда. В праздники ходим», – уклончиво отвечал он на наши вопросы. И этот странный разговор мучительно тянулся больше часа: он не подпускал нас близко к своему переданному от стариков знанию. И только когда кто-то из нас случайно помянул имена нескольких марийских богов, он замолчал. А потом спросил: «Откуда вы их знаете?» Дальше разговор уже клеился.

В рощу ходят молиться обязательно в среду (у соседней деревни день молений – пятница, но ведь это же неправильно, кто же этим в пятницу занимается? вот оттого они, думаю, и живут плохо).

Надо позвать их всех, сказать, когда мы к ним пойдём молиться, когда их будем угощать в роще. А утром в тот день надо помыться в бане, одеться во всё белое. И должна быть богам пища. Какая?… Пиво сварить! Пироги особые марийские: с мясом – и наверху из теста узор, который обозначает барана, быка. Рыбник – тоже пирог, в нём – запечённая рыба целиком и наверху узор, который делают только на нём.

Хлеба маленькие, узорчатые. Подкогольё – большие плоские пельмени, очень красиво защипанные. В них может быть мясо, грибы, творог, начинка из овощей. Эта еда воплощает в себе богатство и щедрость: в ней соединяется всё, что есть в доме вкусного – и хлева, из огорода, с поля, из леса.

Человек не жертвует это богам. Это бессмысленно: им и так всё принадлежит. Он для них старается, готовит, угощает их и чествует. Он осмелится их позвать, накрыв общий стол, и будет чувствовать торжественность момента. Они здесь, рядом, они незримо участвуют в трапезе. И если им будет хорошо, может быть, увидят, в чём люди нуждаются, и поддержат пришедших в священный лес?

Вводят в рощу белого барана или белого быка. Только хорошего, не больного какого-нибудь. Перед молением его окатывают водой. Если дёрнется, боги примут его, можно резать и варить. И обязательно надо съесть потом всё мясо – в роще ничего оставлять нельзя и уносить с собой – тоже.

В роще – очаг, стол, помост, лавки. Есть большие котлы для мяса. Огонь разводят. Но дрова надо принести с собой. Там поленница – вот в ней дрова из деревни. А так прутья, деревья в роще жечь нельзя. И ломать там ничего нельзя. И мусор нельзя оставлять. И ругаться нельзя – накажет.

Молиться надо весной, когда лес просыпается. Надо просить, чтобы все были здоровы, чтобы скотина водилась, чтобы урожай был. Есть такие слова – их переводят «Быть имеющим прибыль!» Надо осенью молиться тоже – сказать, что благодарны, лето хорошо прошло. И если что в жизни не так, надо тоже в рощу идти, нести подарки.

Юмо, нал! Юмо, палшы! – Бог, прими! Бог, помоги!