– Силы митаннийцев превосходят наши?

– У них отличное оружие, а вот точная численность солдат мне неизвестна. Главное отличие: они – мерзавцы, мечтающие нас завоевать, а мы защищаем свою страну и хотим уберечь ее от варварства. Следуйте советам главного лекаря и щадите себя.

На лице царицы внезапно появляется тревога.

– А если…

– Если я погибну в битве? Первый министр применит закон Маат. Вы станете регентом царства и созовете Совет семи мудрецов, который, с вашего одобрения, изберет нового фараона, причем ни его возраст, ни происхождение не важны. Заботьтесь лишь об одном – о сохранении Египта, его культуры и ценностей.

* * *

Этот поход протекает в более напряженной обстановке. Солдаты нервничают, между собой разговаривают мало. На каждом этапе Тьянуни передает мне донесения своих шпионов. Я опасаюсь засад и одиночных столкновений, призванных нас ослабить, замедлить продвижение.

Ничего подобного не происходит. Зато я получаю важнейшие сведения: враг сосредоточил свои основные силы возле маленького местечка Арана близ Алеппо, а его перепуганные жители затаились за городскими стенами.

Сирия понимает, что в битве при Аране определится победитель, но кто это будет? И прежде чем пасть к его ногам, все предусмотрительно соблюдают нейтралитет.

На военном совете мы изучаем подробные карты, составленные в ходе предыдущих военных кампаний.

– Местность подходящая, – заключает Джехути. – Колесницам будет где развернуться.

– То же можно сказать и о вражеских колесницах, – сокрушается Минмес. – И лучники у них отличные.

– Наши не хуже, – напоминает ему Маху. – Прежде чем атаковать, мы перестреляем их как можно больше.

– Снаряжение у солдат в порядке, это проверено и перепроверено, – добавляет Тьянуни.

– И наши храбрецы рвутся в бой! – воспламеняется Джехути. – Они осознают важность своей задачи.

Определить диспозицию для войска не представляется трудным, и возможных западней я не вижу. Разве что противник выведет один отряд в качестве приманки, пока остальные заходят с тыла. Дозорные скоро подтвердят или опровергнут эту догадку.

* * *

Утро сегодня туманное, веет свежий ветер, и ничто не предвещает песчаных бурь. Солдаты отлично позавтракали, и командиры приступили к построению.

Двадцать дозорных вернулись в лагерь невредимыми и говорят одно: перед нами стоит митаннийская армия в полном составе, и скрытых резервов у нее нет. Я приказываю военачальникам разворачивать наши силы, как запланировано. Лучникам – устранить максимум себе подобных на стороне противника, прежде чем в бой пойдут наши колесницы.

Лошади нервничают, им сейчас нужна ласка и ободряющие слова. Все взгляды обращены на меня. В кирасе из медных пластин, в синей короне я стою рядом с Маху, который держит в руках поводья царской колесницы, обитой золотыми пластинами.

Мне сорок два года, и «Анналы» провозглашают тридцать пятый год моего официального правления. Пройден долгий путь, но это ли не его конец? Конец трагический, который низвергнет Египет в пучину насилия…

Меня охватывают сомнения. Не лучше ли вернуться, спасти сотни жизней и удовольствоваться укреплением собственных границ?

Человек колеблется, но не царь. Возведенный богами, фараон – несокрушимая стена.

Люди и лошади теряют терпение, Маху недоумевает, почему я медлю с сигналом, и многие разделяют его удивление.

Тот напоминает мне о «Седьмом часе ночи».

И я вскидываю руку…

Со времен реального перехода власти в руки Тутмоса и победы при Мегиддо жизнь в казармах Мемфиса и Фив перестала напоминать долгие каникулы. Следуя распоряжениям государя, высшее командование ввело жесткую систему учений. Стрельба из лука и пращи, борьба врукопашную, упражнения с копьем и кинжалом, бег и, конечно, специальное обучение для колесничих. После ужина солдаты падали на циновки и тут же засыпали.

Сегодня они порадовались, что прошли такую суровую подготовку. Организованные и дисциплинированные, египетские войска превозмогали страх благодаря уверенности в своих силах, снаряжении, командирах и прежде всего – в своем фараоне.

По его сигналу энергия высвободилась, но не беспорядочно: каждый знал свою роль и точно ее придерживался.

Под прикрытием щитов пехоты египетские лучники расположились на большом расстоянии от противника. Прицелились, натянули тетиву…

Результат превзошел надежды Джехути. Почти все стрелы попали в цель, и в рядах противника началась паника.

– Надо атаковать! – воскликнул он.

С одобрения фараона Маху встряхивает поводьями, и лошадиная упряжка устремляется вперед, увлекая за собой элитные подразделения египетской армии, за которыми следует полным составом пехота.

Волна…

Волна гигантская, неумолимая.

Митаннийцы в ответ рассредоточиваются. Малым числом колесниц контратакуют, лучники делают залп, пешие солдаты поднимают копья.

Однако их действия не упорядочены, и это – роковой промах. Египтяне прорывают ряды противника, топча и подминая трупы и раненых.

* * *

Видя, что армия его уничтожена, царь Митанни бежал. Пленных мало, восемьдесят целых колесниц, десятки луков, бронзовых кирас и шлемов… Мои солдаты радуются трофеям, отовсюду доносятся приветственные возгласы.

Наши потери незначительны, и радость оттого, что уцелел в испытании, которого так страшился, – о, как она понятна! Старик раздает вино в кувшинах каждому встречному, командиры и солдаты обнимаются.

– Ты не очень-то и весел, – удивляется Маху, вглядываясь в мое лицо.

– Посреди общего ликования должен же кто-то сохранять хладнокровие.

– Разве мы не разгромили митаннийцев?

– Да, и надолго.

– Так чего же ты опасаешься?

– Бунтов. То тут, то там, но так, чтобы не давать нам покоя. Сирийцы только изображают покорность. Благодаря хорошему управлению условия их жизни улучшились, и они постепенно привыкнут к нашему присутствию. Война отдаляется от Египта – вот наша главнейшая победа.

Маху с Джехути от вина отказываться не стали. А я, достигнув цели, которая в начале моего истинного правления казалась недоступной, уже не испытываю той пьянящей радости, что в Мегиддо. Разлука с Сатьей меня гнетет, и одиночество – не лучшее состояние для восторга.

Я восхищаюсь своими солдатами, ради родины они рискуют жизнью. Если бы не их храбрость и исполнительность, самый искусный из стратегов потерпел бы поражение.

* * *

– Это наш шанс! – заявил вождь нубийского племени по имени Меркаль своему собрату, толстяку Алланду, которому такая активность была не по душе.