– Шанс сделать что?

– Фараон далеко, очень далеко, и его армию разобьют митаннийцы. Если мы хотим освободить Нубию, время пришло!

– Всего-то двумя племенами? – встревожился Алланд.

Меркаль стукнул кулаком по низкому столику, усыпанному финиковыми сластями.

– Нет конечно! С тех пор, как у нас забрали лучших лучников, я только и делаю, что езжу по соседям и склоняю их к бунту.

– И получается?

– На нашей стороне еще десять племен, не самых мелких! Унижение – лучший из аргументов.

– Бунт, говоришь? Но ведь мы серьезно рискуем.

– Вовсе нет, если всем объединиться! А когда узнáют, что и ты согласился, поддержка только возрастет.

– Что предлагаешь?

– Для начала – взять под контроль побольше деревень. Потом захватим крепость Бухен и объявим независимость Нубии. Обескровленный Египет не будет возражать, им своих потерь на севере хватит.

Приверженец полумер, Алланд содрогнулся.

– Воодушевление – это, конечно, хорошо, но надо подумать. Если мы просчитались…

– Победа будет наша, если только твое племя участвует. Без него нас будет слишком мало.

– Решиться нелегко…

– Это – редчайший шанс, его надо хватать! Так ты согласен?

Скрепя сердце Алланд согласился.

С возвращением пришлось повременить: я хотел удостовериться, что запущена система военного и административного контроля, исключающая бунт в самом его зародыше. После тяжелого поражения в Митанни не захотят снова столкнуться со мной лоб в лоб, но не оставят попыток организовать мелкие мятежи.

В том, что касается управления, идеальный исполнитель – мой Минмес. Подозрительный, скрупулезный, он расставил на должности компетентных писцов. Агенты Тьянуни будут информировать меня о малейших недоработках. Города Сирии и Ливана будут выплачивать Египту ежегодную дань в обмен на безопасность – ключевое условие их процветания.

На этот раз Митанни останется всего лишь изолированным государством, обедневшим и обреченным на исчезновение, более или менее скорое. Наши же владения простираются отныне до самого Евфрата.

* * *

На просторах Двух Земель – многодневные празднества. Десять кампаний понадобилось, чтобы покончить с Митанни, и теперь мой народ, от мала до велика, наслаждается своим счастьем.

По прибытии в Фивы я сразу же направляюсь в храм Амона, чтобы поклониться богу побед в тишине святилища, которое я построил, где будет вечно жить Сатья. Я – не более чем рука, воплощающая ее задумку, ее стремление к миру, который нужно отстраивать ежедневно, рискуя увидеть, как зло, присущее человеческой натуре, берет верх.

Глава государства, полагающийся только на зримое и материальное, не удержит кормило власти и приведет свой корабль к гибели. В незримом, в приобщении к силам созидания, таящимся как на земле, так и на небе, черпает он способность понимать события и силу, чтобы отвести удары судьбы.

Первый слуга богов, фараон питается их энергией, дабы служить своему народу. Без нее он был бы обычным деспотом.

* * *

Дворцовый управитель Кенна взволнован до крайности.

– Ваше величество! Государь! Счастье, великое счастье! Я даже не знаю, как сказать…

– Я тебя слушаю.

– Сын! У вас родился сын! Прекрасный малыш. И царица тоже здорова.

Дворец гудит от радостных переживаний. Военные победы, долгожданный мир, рождение наследника… Я – на вершине славы, однако меня это совершенно не волнует. Я думаю, как построить день завтрашний.

Прибегает главная кормилица.

– Приходите посмотреть на младенца, государь! Он такой чудесный!

Царица держит сына на руках. В изножье кровати – маленькая Меритамон со своим верным стражем Гебом.

Очаровательная картина…

– Узнав, что вы живы и невредимы, это дитя пожелало родиться, – говорит царица.

Оробевшая, почти испуганная, Меритамон прижимается к своему мохнатому другу. Она едва меня знает, и я не пытаюсь ее приласкать.

– Как вы себя чувствуете?

– По словам главного лекаря, роды прошли без последствий. Это вынужденное безделье начинает мне надоедать, я скоро вернусь к своим обязанностям. Все ваши подданные и я благодарим вас за совершенные подвиги. По вашей воле уходит тревога и радуются сердца!

– Как вы желаете назвать младенца?

– Наш сын станет вторым из Аменхотепов. Амон, Сокрытый, повелитель Карнака, будет его оберегать. Хотеп означает «в мире». Аменхотеп – «Амон пребывает в мире, в изобилии». Это имя вас устраивает?

– Прекрасный выбор. Надеюсь, он будет его достоин.

* * *

Согласно устоявшейся традиции, которая мне нравится, первый министр не рассыпается в медоточивых поздравлениях, а переходит сразу к проблемам, требующим моего немедленного вмешательства.

Докладывает Рехмир всегда очень подробно, поэтому я в кратчайший срок выношу свои решения и тут же выезжаю в Долину Царей. Чтобы услышать речи Тота, мне нужна тишина.

В восьмой час густой мрак, грозящий задушить возрождающееся солнце, начинает рассеиваться; огромные факелы дают достаточно света, чтобы прогнать демонов. Их сияние облегчает продвижение ладьи, избежавшей множества опасностей.

Направляя мою руку, Тот создает текст, из которого следует, что эти картины, эти символы и сцены описывают реальность потустороннего мира и алхимического процесса, побеждающего смерть.

По мере прохождения солнечной ладьи открываются двери часовен, где обретаются божества; оберегая ее путешествие, они сообщают ладье силу преодолеть все препятствия в ее восхождении к востоку.

Особая музыка сопровождает этот момент великого плавания, подобная жужжанию пчел; это – время вибраций, небесных и земных, порождающих в душах ликование.

«Прошу, не отвергните меня, когда я достигну таинственных ворот! – умоляю я. – Да услышу я голоса богов! Да ниспошлет мне небесный свет свои стрелы! Да уподобится мой голос гласу божественного сокола!»

Мне предсказан новый взлет… Но куда? К каким горизонтам?

Хмурый Тьянуни стремительной походкой вошел в царское жилище, миновав приветствовавших его стражей. Обычно в послеполуденный час дворец напоминал потревоженный улей. Сегодня здесь стояла неподвижная, давящая тишина.

Как будто в доме траур и никто не смеет нарушить уединение опечаленных родственников.