— И что же может искупить такое?

— Ничто, я знаю. Ничто, — голос его едва можно было расслышать.

— И как только с подобным можно свыкнуться?

Торн резко вскинул голову.

— Думаете, об этом не помнят тысячи людей? Одна мобилизация чего стоит… — он всплеснул руками. — Каждый отдавал себе отчет, что он творит. То был вопрос выживания.

Хоппер глубоко вздохнула.

— А если я начну рассказывать тем, кто ничего не знает об этом? Людям моего возраста?

— На моей совести уже достаточно смертей, Элен. Я бы не хотел, чтобы на нее легла и ваша.

— И корабли всё еще топят?

Он едва заметно покачал головой.

— Благодаря Житнице необходимость в этом отпала. Да и все равно сейчас в Британию почти никто не стремится.

— Я должна поделиться этим с кем-нибудь.

— Вы всего лишь расскажете то, о чем многие подозревают.

— Почему Давенпорт отправил вас в отставку? Если бы это стало общеизвестным…

— Практически все и так известно, Элен. Люди просто не хотят знать, что именно произошло. Они хотят знать, что у них будет хлеб завтра и в следующем году. И они поддержат любого, кто даст им пищу. Даже если число жертв появится завтра на первой полосе «Таймс», Давенпорт торжественно сообщит, что с болью в сердце делал все необходимое ради спасения нации.

— Почему же вы тогда покинули правительство? Почему Давенпорт избавился от вас, раз вы столько знаете?

Торн вновь отвел взгляд.

— Я не могу вам этого сказать.

— Чушь!

— Это правда, Элен. Мне больше не достает храбрости. От этого зависит жизнь других людей.

— Конечно, — она взяла свою сумку.

— Элен. Пожалуйста, останьтесь.

Однако она больше не желала слушать никаких объяснений. Не вынесла бы и слова. На негнущихся ногах она прошла по кабинету и дернула на себя дверь. Обернувшись на мгновение, увидела, что Торн так и сидит, сжавшись в кресле. А потом вышла на жаркий спертый воздух.

Вечером Хоппер уехала из Оксфорда, через два дня сменила адрес. Работать летом на острове Скай она уже не могла. А когда вернулась в колледж в октябре, Торна уже не было. Он оставил ей в привратницкой три письма, которые она, не читая, порвала и сожгла.

36

Проснувшись, Элен так и осталась лежать, уставившись в потолок своего кабинета. Нет же, не кабинета, а гостевой спальни. Своего бывшего кабинета. Не считая валявшейся в центре комнаты одежды, ее одежды, здесь царила безличная чистота.

Матрас на кровати был толстым, поистине роскошным. Интересно, подумала она, где и когда его изготовили. Последние несколько лет ей доводилось спать только на матрасах военного образца — комковатых и таких тонких, что на них и наматрасник натянуть было невозможно. Остальную меблировку комнаты составляли небольшой письменный стол со стулом, платяной шкаф и книжная полка. В углу располагался пуф, который Хоппер сразу узнала: старинная штуковина с резными ножками, настолько тяжелая и непрактичная, что навряд ли когда-либо покинет это помещение.

Сиденье пуфа откидывалось, ниша под ним предназначалась для хранения постельного белья. Хоппер открыла его — петли от непривычного упражнения издали протяжный стон. На стопке хлопковых простыней лежала подвесная игрушка для младенцев, за давностью лет представляющая собой клубок ниток и деревяшек, распутать который, похоже, уже вряд ли получится. Значит, Дэвид сохранил игрушку. Хоппер достала ее. На каждой нитке висела птичка — вырезанные из сосны маленькие разукрашенные туканы и тупики. Он купил вещицу в шутку, когда они только заговорили о детях. Еще до того, как она сказала свое «нет». В подарке, однако, заключался скрытый намек, напомнивший Хоппер о собственной предполагаемой неполноценности, и потому она затаила обиду.

Через какое-то время она ушла от мужа, уехала на платформу и возвела едва ли не идеальный барьер между собой и окружающим миром. Теперь, впрочем, возведенные ею границы таяли на глазах.

Хоппер отыскала в стопке белья полотенце, убрала игрушку на место и отправилась в ванную. Осторожно, чтобы не нагружать больную ногу, встала под душ и попробовала воду. Теплая. И даже лучше — горячая. Ушибленный лоб, ноющие ребра и багровеющая лодыжка горели от прикосновения воды, зато одеревенелые мышцы испытывали сущее наслаждение.

На обратном пути из ванной Элен обнаружила, что за время сна ее сумка перекочевала к дверям спальни. Она оделась в чистое, запихав грязную одежду в сумку, и спустилась на первый этаж. Дэвид оказался на кухне, где колдовал перед плитой. В углу едва слышно бубнил радиоприемник.

— Неплохо отдохнула. Надеюсь, душ был достаточно теплым. Я как услышал шум из ванной, сразу взялся за завтрак.

Хоппер вдруг смутилась своих мокрых волос, спутавшихся, холодных, и принялась неловко разглаживать их пальцами.

— Сколько времени?

— Скоро одиннадцать.

— Разве мы не должны были уже уехать?

— До Оксфорда доберемся за пару часов. И тебе нужно поесть.

Он выложил на тарелку содержимое сковородки: яичницу с грибами и чесноком. Только сейчас Элен осознала, что вчера практически ничего не ела, и жадно набросилась на еду.

Когда она закончила, Дэвид ткнул пальцем в сторону приемника:

— Слышала бы ты, что тут началось без тебя.

— Американцы?

— Ага. Звучит как безоговорочная капитуляция. Они требуют договора, основанного на общепризнанных взаимных интересах.

— И что это значит?

— Откровенно говоря, практически ничего. От нас им нужна еда, это и так ясно. Мы просто не осознавали, насколько остро они в ней нуждаются. В обмен на оружие они получат доступ к нашим ресурсам, долю с Житницы. И вероятно, смогут выжить. А Давенпорт наконец-то обретет то, к чему он так давно шел. Объединенную страну, массу новых рабочих рук и всю военную мощь последней супердержавы. Альбион возрождается.

— Американцы готовы пойти на это? Просто сдаться?

— Последние тридцать лет им было очень нелегко, Эл. По мне, так вообще чудо, что они столько продержались.

— Ты как будто не особенно рад происходящему.

— Именно. Я всегда надеялся, что они продержатся или что их зона выкарабкается, если наша страна развалится, — Дэвид помолчал. — Мне не верится, что Торн запустил спутник. Не понимаю, зачем он это сделал.

— Ректор наверняка знает. Если кто-то что-то знает, то только она.

Дэвид покачал головой.

— Прежде чем мы отправимся, Элли… Не хочешь еще кое-что рассказать мне?

— Ты о чем?

Дэвид вздохнул.

— Эл, за все то время, что мы были вместе, — тут он судорожно сглотнул, неожиданно занервничав, — ты упоминала Торна от силы раза два, причем вела себя при этом как-то странно. Другой на твоем месте хвастался бы с утра до вечера, что его куратор — чуть ли не отец нации.