– Нет, Дир, ты не в Вальхалле! Ты в Киеве. Мы выстояли. Враги разбиты. Но знаешь, чего больше всего я боялся? Я боялся, что никогда с тобой больше не поговорю, ведь после смерти ты попадёшь в Вальхаллу, а я в рай, и мы не увидимся. Поэтому только на земле мы можем быть вместе. Брат! Я молился Богу, чтобы он даровал нам смерть в один день, но много лет спустя!

Дир поднялся с постели. Хотя варяг чувствовал слабость, но он не хотел, чтобы брат думал, что он не может сидеть.

Аскольд аккуратно обнял Дира, стараясь не задеть его раны.

– Я люблю тебя, брат, – одновременно сказали они друг другу.

– Знаешь, хоть ты и выбрал другую веру, не веру отцов, но ты остался мне братом! Знаешь, а может, так и лучше! Если что, ты замолвишь за меня словечко перед своим Богом, а я за тебя!

– Многие погибли! Помнишь Бориса, твоего друга? Он пал в бою, но перед смертью унёс с собой четырёх врагов!

– И Тур! Он просил, чтобы в честь него назвали город. Он тоже умер, – отозвался Дир.

– Назовём! Срубим новый город и назовём его Туров, чтобы его имя навсегда осталось в памяти людей.

– Борис сейчас в раю, а Тур в Вальхалле, – отозвался Дир, – а интересно, им друг друга видно? Может, Вальхалла и рай рядом? Тогда они могут встретиться. Я имею в виду не только Тура и Бориса, но и всех, кто погиб из христиан и язычников. Ведь они вместе прошли много сражений. И мы потом сможем увидеть друг друга!

– Настанет день, и мы узнаем это, брат.

Осень сменилась зимой. Сидя у очага, Фарлав и Стемид беседовали о том, как прошло лето. В дни, когда снег покрыл всю землю и кажется, что он никогда не растает, любой вспоминает о лете и думает, как провести следующее.

– Стемид, а весной, думаешь, Аскольд и Дир пойдут в поход на Царь Городов?

Стемид задумался. Да и как тут сразу ответишь, когда Фарлав и сам уже знает ответ. Не пойдут Аскольд и Дир на Византию и, более того, они ждут оттуда христианских священников, которые будут нести слово Божье. Стемид хоть и был христианином, но понимал, что у варягов и у ромеев разное виденье Бога. Ромеи родились в этой вере, и многие потеряли её, а вот варяги, наоборот, принимая веру, готовы всей душой ей следовать.

– Нет, Фарлав, думаю, что не пойдут, во всяком случае этой весной. Но, я думаю, мы ещё увидим Царь Город! Может, не пойдут Аскольд и Дир, но раз дорога туда открыта, то кто-то да пойдёт.

– Может, Олег? Ведь это в своё время была его идея.

– Может, и Олег, – отозвался Стемид. – Скажи, Фарлав, а ты думаешь о том же, о чём и я? О том, что настало время вернуться обратно в Ладогу.

– Ну да. Мне кажется, что приходит это время. Ведь мы шли на завоевание Царь Города. Видно, пока этому не бывать, – ответил Фарлав.

Стемид поднёс руки к огню. Подержав их там некоторое время, чтобы согреться, так как в доме было прохладно, он заговорил:

– А представляешь, там сейчас тепло! Там вечное лето! Думаю, что наступит день, и мы захватим этот город!

– Ага. Да не будет такого варяга, который не мечтает захватить Царьгород! – радостно сказал Фарлав.

– Да что варяга – русича! Что ты за русич, если в глубине души у тебя не живёт желание захватить Царьград.

Оба варяга засмеялись, и Стемид хлопнул Фарлава по плечу.

– А ведь если Царьград не захватим мы, то его захватит кто-нибудь другой, и уже отобрать его у захватчика станет задачей куда более славной, – произнёс Фарлав, когда перестал смеяться.

– Зато тогда мы придём на помощь ромеям и освободим их от захватчиков! Заберём себе богатства и ромеев, и тех, кто их победит! Как говорится, это даже хорошо! Более славная песня после этого будет сложена!

– В общем, пора нам возвращаться к Рюрику. А знаешь, Стемид, даже когда мы захватим Царь Городов, мне всё равно будет немного не хватать снега и холода! Пойдём выйдем на улицу и посмотрим на то, как прекрасен мир. Наш мир, мир, где холод куёт крепких мужей и статных жён. Ромеям тепло, и тепло развратило их. Поэтому они однажды будут захвачены нами!

– А ты, Фарлав, заговорил, словно мне подражаешь. Рассудительно так, неспешно!

– А я посмотрел на тебя, пошёл к Иллариону и сказал ему: «Крести меня!» Ну, тот взял и крестил, так что мы теперь христиане. Только уговор – когда вернёмся к Рюрику, чтобы нас на смех не подняли, никому об этом говорить не будем.

– Добро! Я вот давно христианин, но мне Илларион говорит, что хоть Бог и один – Христос, но меня крестили неправильно. Говорит, что патриарх Фотий и вовсе самого главного христианина и предводителя тех священников, что меня крестили, проклясть думает! А тот предводитель, зовут его Николай, уже проклял патриарха Фотия, и на самом деле верят они неправильно!

– Не понимаю я этого, – сказал Фарлав. – Я вот и в Одина верю, и в Перуна, и в Христа.

– А вот это страшный грех! – наставительно сказал Стемид. – В вере надо одного Бога выбрать.

– Я знаю, но пока так и не решил какого. Смотрю на тебя и хочу быть христианином и никому об этом не рассказывать. Смотрю на Аскольда, и мне хочется всем, наоборот, поведать, что я христианин. А смотрю на Дира и думаю: Óдин мой бог.

– Ну, я понял. А смотришь на полянина, и Перун тебе люб!

– Ага.

Весной Фарлав, Стемид и многие ладожане стали собираться в обратный путь. Особенно всем захотелось вернуться, когда к Киеву причалила ладья с торговыми людьми, которые, сойдя на берег, сообщили, что они из Новгорода.

– А! Так князь Рюрик всё-таки основал свой город! – тут же произнёс Фарлав, смотря на торгового человека. Торговец был саксом и плохо понимал славянское наречие, поэтому говорили на языке свеев.

– Да, и город тот – самый большой город славян! Он даже больше вот этого. И те, кто там живёт, – русичи, хотя многие из них по крови кривичи, весь, чудь, да и варягов немало.

После разговора с прибывшими торговцами Фарлав, Стемид и другие ладожане пошли к братьям конунгам. Аскольд и Дир знали, что ладожане собираются покинуть их, и им это, разумеется, не нравилось, но оба брата понимали, что нельзя лишать людей свободы.

Аскольд и Дир сидели на скамьях и трапезничали.

– Послушай, – заговорил Дир, – если ладожане вернутся к Рюрику, то мы потеряем почти треть рати. Хазары по-прежнему угрожают нам, да и Царьград мы должны захватить.

– Сегодня хазары важнее Царьграда, брат, – ответил Аскольд, – а удерживать мужей силой нельзя, так как это их всё равно не остановит. Они свободные воины, и им хочется славы. Так вот мы с тобой стали конунгами! А помнишь Рюрика и как он смотрел на нас, когда мы уходили от него в этот поход? Мне казалось, что он вот-вот запрыгнет в ладью и поплывёт вместе с нами!

Дир согласно кивнул. Он помнил Рюрика и теперь понимал его. Вот что значит стать конунгом.