Арии. Она была слабостью, которую я не мог позволить себе как Капо.

— Так ты поможешь мне допросить этого засранца?

Я ухмыльнулся.

— Конечно.

Маттео нахмурился.

— Я не уверен, что ты понимаешь, о чем я говорю.

— Да, я понимаю. — сказал я спокойно. — Ария уехала в Чикаго за моей спиной. Это факт. Она не изменяла, кому какое дело? Слова, казалось, обожгли мне горло. Гребаная ложь. Даже мысль о том, что Ария будет с кем-то, кроме меня, был как удар в сердце.

Слабость.

Я никогда в жизни не был слабым.

Ария была слабостью, которую я не мог себе позволить.

Маттео покачал головой.

— Все. Завтра поговорим с фотографом. Может быть, потом ты станешь более терпимым.

Орацио кивнул мне, и я пожал ему руку. Он был всего на пару дюймов ниже меня. Несомненно, он был родственником Валентины. Те же глаза, тот же цвет волос. По крайней мере, он не заискивал перед Данте.

Данте. Моя кровь вскипела, только думая о нем, о его руках на плечах Арии, о его губах у ее уха, и его гребаной руке между ее ног.

Маттео толкнул меня.

— Да перестань ты, черт возьми! Я не могу позволить тебе снова убивать.

— А почему бы и нет? Я уверен, что это заставит замолчать многих наших врагов.

Маттео покачал головой и повернулся к Орацио, который слушал с легким интересом.

— Где этот засранец? — спросил Маттео.

— Обоссал штаны. Вот почему я не хотел, чтобы он сидел у меня на заднем сиденье, — сказал Орацио. Он подвел нас к багажнику своего «БМВ» и открыл багажник. Внутри, свернувшись калачиком, лежал толстый коротышка лет тридцати. От него воняло мочой, дерьмом и потом. Он смотрел на нас заплаканными глазами, его рот был заклеен скотчем.

Я схватил его за горло, вытащил и швырнул на землю. Позади нас здание старой электростанции Йонкера поднялся в небо.

Врата в ад.

Я улыбнулся хнычущему человеку на Земле, который смотрел на меня, как на дьявола. — Значит, это ты сделал фотографии? — спросил я с низким рычанием, опускаясь на колени рядом с мужчиной и вытаскивая нож из нагрудной кобуры.

Он смотрел на клинок с нескрываемым ужасом.

— Пожалуйста! Я делал только то, за что мне платили. Я не хотел ничего плохого.

Моя улыбка стала шире. Вот кем мне суждено было стать. Жестоким. Беспощадным. Не тем, во что меня превратила Ария.

Большую часть времени я позволял Маттео справляться с пытками, потому что он был мастером в этом. Он любил играть со своими жертвами. Я предпочитал убивать. Не сегодня. Орацио и Маттео стояли в стороне, пока я разбирался с фотографом. Он давно раскрыл свою последнюю тайну, когда я вонзил свой нож в его гребаное сердце и даровал ему смерть. Долгое время после этого стояла тишина, пока я пытался справиться со своей яростью.

Данте позволил фотографу сделать эти фотографии и послал их мне, потому что знал, что Ария была моей гребаной слабостью. Он надеялся, что я бы потерять мое дерьмо, надеялся, что я пойду на рожон, может быть, даже нападу на Чикаго. Я не был уверен.

Орацио откашлялся.

— Вчера я также узнал, что Готтардо и Эрмано связались с Данте несколько недель назад, чтобы помочь ему сбросить тебя. Данте опасался их, думал, что это ловушка, но во время нашей вчерашней встречи Скудери убедил его довериться им.

— Готтардо и чертов Эрмано. Эти гребаные ублюдки, — прошипела я, сосредоточившись на них, а не на том факте, что Данте гребаный Кавалларо пытался заставить меня поверить, что у Арии был с ним роман. Пошел он!

Любовь, гребаная слабость!

Маттео настороженно наблюдал за мной, словно боялся, что я сверну Орацио или ему шею, чтобы кого-нибудь убить.

— По крайней мере, это только они и пара солдат. Ничего такого, с чем бы мы не справились.

— О, мы справимся с ними, — сказал я.

— Жаль, что я подарил Готардо быструю смерть.

— Ты сломал ему горло, Лука. Есть более приятные способы умереть, — сказал Маттео. Брови Орацио поднялись в легком любопытстве.

— Лучше того, что получит Эрмано.

— Конечно, — ответил Маттео.

— Если вы не возражаете, я вернусь в Чикаго прежде, чем кто-нибудь заметит мое отсутствие, — сказал Орацио. Я быстро кивнул ему. Перед отъездом он обменялся еще несколькими словами с Маттео.

Маттео подошел ко мне.

— Значит, Ария не изменяла.

— Мы должны атаковать сегодня ночью. Я хочу как можно скорее истребить корень нашей проблемы. Семья полна предателей, я всегда знал, что Готтардо один из них. А теперь и Эрмано. Эти двое всегда были толстыми.

Маттео нахмурился.

— Лука, ты слышал, что я сказал?

Я посмотрел ему в лицо.

— Держись подальше от моего брака, Маттео, и постарайся, чтобы твоя собственная жена не превратила тебя в идиота.

Маттео ничего не сказал, и это было к лучшему, потому что я снова жаждал крови.

В ту ночь Ромеро, Маттео и я напали на дом Эрмано в Хэмптоне. Эрмано должен был вернуться в Атланту утром. Теперь он никогда не вернется. Орфео и Деметрио направлялись к другому законному сыну Готтардо. Я знал, что Деметрио без труда справится со своим сводным братом. Любовь между ними не пропадала даром.

Я убил первого солдата Эрмано поворотом шеи, прежде чем он успел крикнуть предупреждение, Маттео зарубил второго ножом. Не дожидаясь, пока Ромеро отключит третью, я взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Дверь справа от меня открылась, я полоснул ножом по человеку и в последнюю секунду выгнулся дугой, пронзив лезвие в паре дюймов над головой молодой девушки. Ее рот открылся для крика, и я прижал руку к ее губам. Она сопротивлялась, когда моя рука обхватила ее за талию. Она отчаянно сопротивлялась, когда я наклонился к ее уху.

— Ни единого звука. С тобой ничего не случится, Кьяра.

В ее глазах мелькнуло узнавание.

— Где твой отец?

Моя кузина указала на дверь в конце коридора, ее руки были покрыты синяками. Я отпустил ее, и она посмотрела на меня огромными глазами, обхватив себя руками. Мой взгляд остановился на синяках на ее ключицах и распухшей щеке. Эрмано был братом моего отца до мозга костей.

Маттео подбежал ко мне, и я подтолкнул Кьяру к нему, затем прокрался к двери, на которую она указала. Она не лгала. У нее не было причин. Прежде чем я успел открыть дверь, это сделал кто-то другой. Передо мной стояла его жена. Должно быть, Эрмано послал ее выяснить, что это за шум. Чертов трус.