ребенка и Луку. Он никогда не простит себе, если обидит нашего ребенка.

Его руки жадно блуждали по моему телу, и небольшая часть меня чувствовала возбуждение от этого ощущения, но я вырвалась от него.

— Нет! — он снова попытался притянуть меня к себе. — Лука, остановись! Я не хочу этого!

Его губы были в дюйме от моих, он тяжело дышал, его глаза были как расплавленная сталь.

— Ты отказываешь мне?

Я воздержалась от резкого комментария. Я отказывала ему раньше, когда чувствовала себя плохо или была не в настроении, и он всегда выполнял мое желание. Я знала, что он пьян, ранен и на грани потери контроля. Что он еще не показал, как сильно любит меня. Он убил своего первого человека в одиннадцать лет, убил и пытал бесчисленное множество других, много раз называл себя безжалостным монстром. И я знала, кто он такой. С другими.

— Забавно, что ты говоришь, что не была с Данте, и все же не выносишь моих прикосновений.

Боже, он думал, что мой отказ был признанием в измене?

— Не делай ничего, о чем завтра пожалеешь, — тихо сказала я, умоляюще глядя на него.

Его губы изогнулись в жестокой улыбке. Так неправильно.

— С чего ты взяла, что я о чем-то пожалею?

Я знала это, потому что знала его лучше, чем кто-либо другой, лучше, чем он сам.

— Наша любовь слишком важна.

— Любовь, — выплюнул он. — То, что я когда-то любил тебя, было моей самой большой ошибкой. Я больше не буду.

Любил? Я почувствовала, как мое сердце дрогнуло, когда я посмотрела в его угрожающее лицо.

— Лука, пожалуйста.

Я потянулась к нему, но он оттолкнул меня. В его глазах был только холодный гнев.

— Поскольку ты моя жена, ты будешь жить. Не жди большего. Мы закончили.

Я не могла понять, что он говорит. У меня перехватило горло, сердце бешено колотилось в груди. На мгновение он заколебался, но потом повернулся и зашагал прочь, оставив меня одну.

Я опустилась на диван, где раньше сидел Лука. Кожа была еще теплой. Я дотронулась до живота и заплакала. Плакала, потому что могла разрушить нашу любовь. То, что Лука позволил себе полюбить меня, было чудом. А если бы я потеряла его навсегда?

Я все еще сидела на том же месте, когда Маттео осторожно вошел в комнату пару часов спустя. Он нажал кнопку, открывающую шторы, и комнату залил свет. Я дважды моргнула, но мои веки, казалось, были сделаны из свинца. Я медленно убрала ладонь с живота.

— Он не убил тебя, — сказал Маттео. Его голос не выдавал эмоций. Черты лица у него были такие же, как у Луки, но Маттео был красавцем с обложки, в то время как Лука весь состоял из жестких линий и грубой привлекательности. Но он был достаточно похож на Луку, чтобы мое сердце запылало от горя.

Он подошел ко мне, окидывая взглядом мою окровавленную одежду и кровь на диване и на земле.

— Тебе нужен врач?

— Это не моя кровь, — прошептала я хриплым голосом.

Некоторое время Маттео ничего не говорил, только смотрел на меня.

— Заставляешь его истекать кровью. Для женщины у тебя неплохо получается.

Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Мои глаза горели от непролитых слез, но я больше не могла плакать. Я плакала часами. Я встала, ноги дрожали. Я схватила Маттео за руку.

— Маттео, я ничего не сделала. Я клянусь своим… — я замолчала. Я чуть не сказала «ребёнок». — Пожалуйста, помоги мне. Помоги мне заставить Луку увидеть правду.

— Фотографии.

— На фотографиях я с Данте в ресторане и в машине. Мы поговорили. Он думал использовать меня против семьи как рычаг давления. Вот и все.

— Тогда почему он отпустил тебя, Ария. Почему?

Я уставилась на Маттео. Я не могла рассказать ему о ребенке, даже не сказав Луке.

— Потому что в его теле есть хоть капля порядочности.

Его губы изогнулись в мрачной улыбке.

— Вот как?

— Позвони Данте, позвони Валентине. Они скажут тебе то же, что и я.

— Как будто их слово что-то значит. Они — враги. Ты помнишь это, не так ли?

— Тогда ищи того, кто сделал фотографии. Возможно, они сделали еще несколько снимков, доказывающих мою невиновность. Разве это не странно, что Лука получает только фотографии, которые делают его похожим на меня? Возможно, кто-то хочет ослабить Луку, разрушив наш брак. Возможно, это дело рук компании или кого-то из членов семьи.

Я могла сказать, что Маттео действительно обдумывал это.

— И ты действительно думаешь, что Луке нужно, чтобы ты была сильной? Думаешь, они могут ослабить семью, если разрушат твой брак с моим братом?

Я хотела сказать «да», но больше ни в чем не была уверена. Я была так расстроена и сбита с толку.

— Я бы с радостью умерла за Луку, — сказала я вместо этого. — Я люблю его больше всего на свете.

Кроме ребенка, растущего во мне. Нашего ребенка.

— Тогда, возможно, тебе следует взять этот нож и покончить с собой.

Я был ошеломлена.

— Ты думаешь, ему будет лучше без меня? Лука любит меня.

Или любил? Мое сердце сжалось от такой острой боли, что я чуть не упала.

— Он вернется к тому, кем был до тебя. Он был бы еще хуже. Он был бы монстром, которым он должен быть, чтобы править Нью-Йорком. Какая бы малая часть его ни была способна любить, может быть, ты убила ее.

Я машинально кивнула, внутри у меня все перевернулось, пока я боролась за самообладание. Я отвернулась от гнева Маттео, не в силах вынести его, потому что знала, что он прав. Лука не был нормальным человеком. Он был Капо. Его вырастили Капо, и ради меня он так рисковал, а теперь думает, что я ему изменила. Если мне когда-нибудь удастся вернуть его доверие, я больше никогда ничего не сделаю без него, ни для Джианны, ни для Лили, ни для Фаби, ни для чего в этом мире.

— Ты знаешь, я видел, как наш отец засовывал иглу под ногти Луке, видел, как он резал Луку ножом, видел, как он бил Луку так сильно, что тот терял сознание, но, несмотря на все это, я никогда не видел, чтобы Лука показывал агонию, которая была на его лице, когда он увидел тебя с Данте.

Я прикрыла рот ладонью и зарыдала. Я не могла вынести мысли о том, что причинила Луке такую боль.

— Я не изменяла, — выдавила я. — Если ты мне не веришь, пытай